Мир на костях и пепле (СИ)

— Ладно-ладно! Может, как раз благодаря тому, что мне хотелось поскорее избавиться от твоего общества, я так быстро встал на ноги. Так что спасибо! — он кривляется в якобы благодарном жесте, и я повторяю такую же физиономию, подмечая, с какой легкостью нам всем удается теперь обсуждать Игры, да и просто вести беседы за столом.

Кажется, Пит думает о чем-то подобном, потому что, когда наши глаза встречаются, он явно погружен в свои мысли, но в то же время выглядит очень довольным. Задерживаю взгляд на паутинке морщинок около его глаз, а Сэй украдкой сжимает под столом мою коленку. Накрываю ее ладошку своей, осознавая, насколько же я прониклась к этой женщине за последнее время. Да, конечно, я уважала ее труд и жизнелюбие и раньше, с самого детства, но теперь она навсегда стала членом моей семьи. Вот такой вот странной семьи, в которой каждый пережил не самые добрые обстоятельства, чтобы сейчас сидеть за столом и уплетать тушеные овощи в компании таких же раненых, но все равно стремящихся к исцелению людей. И даже внучка Сэй, кажется, проникается общей атмосферой, с интересом разглядывая наши довольные лица, и на секунду в ее глазах будто бы появляется понимание происходящего, но в следующий миг она уже снова растворяется в своем собственном мире.

После ужина тихонько спрашиваю у Пита, не сможет ли девочке помочь наш прославленный Аврелий, если мы попросим, и сосед воодушевленно обещает обсудить с ним это во время следующего звонка.

Оставив, наконец, ментора наедине с бутылкой беленькой, мы с Питом вместе направляемся домой.

— Почему ты вдруг захотела помочь девочке? — интересуется он.

— Я, скорее, хочу как-то помочь Сэй. Она столько сделала для нас, особенно для меня. Не знаю, как у нее вообще хватило терпения, — морщу нос, вспоминая свое поведение и общее состояние, которое ей приходилось выносить по несколько раз в день.

— О чем это ты?

— С самого первого дня возвращения она ухаживала за мной как за собственной дочерью: заставляла вставать с кровати, есть, произнести хотя бы пару слов. Всегда была такой доброй и спокойной, даже в самые темные дни, когда Хеймитч вообще боялся подойти к моему дому. Я ей никогда не смогу вернуть этот долг.

Пит пронзительно разглядывает меня, а когда я заканчиваю говорить, легко сжимает мою ладошку, и я, воспользовавшись ситуацией, переплетаю наши пальцы. Кажется, напарник вовсе не против, отчего у меня в груди разливается тепло, а сдержать улыбку становится просто невозможно.

— Удивительно, что сама она считает в точности наоборот.

— В каком смысле?

— Однажды она сказала мне, что была так зла, когда тебя вернули домой в компании одного Хеймитча, оставив совершенно одну после всего, что случилось. Ей тогда казалось, будто нет большей несправедливости, чем так отплатить тебе за все, что ты сделала для страны. Поэтому она и вызвалась помогать, считая, что находится в неоплатном долгу.

И хотя мне хочется поспорить со многим сказанным, сообщить, что все вовсе не так, я решаю промолчать, потому что эти слова будто мягким пледом, наброшенным на плечи, согревают меня и дарят странную безмятежность.

— Наверное, это в крови у всех жителей Шлака — постоянное чувство долга.

— Не только у них, — пожимает плечами Пит. — Люди в городе, даже прибывшие из других дистриктов, постоянно пытаются сделать что-то хорошее для нас с Хеймитчем. Это так странно, ведь мы не сделали ничего особенного. Просто до последнего пытались спасти себя и близких.

— Наверное, они благодарны, что не им пришлось занять эти роли.

Пит кивает, и мы останавливаемся посреди дороги, дойдя до своих домов.

— Я часто думаю, в какой момент все окончательно вышло из-под контроля, но никак не могу понять, — тихо размышляет он. — Как ты считаешь?

Долго молчу, потому сама часто размышляю над этим вопросом. Моей целью всегда было спасти Прим, и раньше я думала, что все окончательно потеряло смысл на площади у президентского Дворца, когда прогремел второй взрыв. Теперь же я думаю иначе.

— В тот момент, когда Эффи вытянула ваши с Прим имена на Жатве. — Пит улыбается, глядя себе под ноги. — У нас никогда не было контроля над ситуацией. Мы просто были пешками в чужих руках.

— Да, наверное, ты права. Для меня было важно не плясать под их дудку, помнишь? — я киваю, вспоминая ночь перед первыми Играми. — Это отец сказал мне на прощание, и я так зацепился за эти слова, что было даже поверил, будто смогу. Но ты права, шансов не было изначально.

Ненадолго между нами повисает молчание, нарушаемое только шелестом листьев и шуршанием гальки, которую Пит ковыряет носком ботинка. В конце концов, я не выдерживаю первая и спрашиваю, найдется ли для завтра для меня работа в городе, раз я освобождена от роли няньки.

— Там всегда есть, чем заняться, — отвечает сосед, и после недолгой паузы мы все-таки расцепляем наши руки, прощаемся и расходимся по своим домам.