Мы отправляемся в пекарню и, к удивлению, встречаем там Хеймитча, уже вовсю расхаживающего с молотком по будущей кухне. Он ничего не говорит, перебрасываясь за следующие несколько часов только парой слов с нашим соседом-строителем, и я тоже не предпринимаю попыток к примирению, потому что не вижу причин для того, чтобы винить меня или Пита. Чуть позже к нам заглядывает Сэй с внучкой, предлагая свою помощь, уверяя, что в Котле сегодня справятся и без нее, но в основном она занимается тем, что бегает за малышкой, так и пытающейся попасть в неприятности, которых тут хоть отбавляй.
Несмотря ни на что, работа движется быстро, и к полудню я уже чувствую болезненную усталость в руках и спине, так что забираюсь на подоконник, чтобы немного отдохнуть. Пит сосредоточенно рассматривает план расстановки всевозможной навороченной техники из Капитолия, склонив голову набок. Его щека и лоб выпачканы белой пылью, а волосы выглядят еще более беспорядочно, чем обычно. Улыбаюсь, вспоминая, как вчера сама приложила усилия к наведению похожего беспорядка, и слишком поздно замечаю, что на меня умилительно поглядывает Сэй. Не сразу вспоминаю, что теперь гляделки можно больше не скрывать, так что успеваю смутиться и быстро отвожу взгляд, но женщина уже направляется ко мне.
— Хеймитч мне кое-что рассказал, — тихо говорит она, будто выдает государственную тайну.
— А он добавил, как наорал на нас по дороге сюда буквально на пустом месте?
Сэй хмурится и бросает недовольный взгляд на ментора, ковыряющегося в коробке с инструментами.
— Не обращай внимания на старого дурака, милая, — она кладет руку мне на плечо и ободряюще сжимает. — Ты сама знаешь, что ему легче видеть мир в серых тонах. Но это вовсе не значит, что все так и есть. К тому же, уже к вечеру он отойдет и будет жалеть, что все так произошло.
— Я это знаю, а вот Пит принимает все слишком близко к сердцу.
— Это проблема людей с большим сердцем, — улыбается она, и я согласно киваю, улыбаясь в ответ. — Но за это мы его и любим, верно?
— Верно, — говорю я, снова смущаясь.
Конечно, мы все любим друг друга, хоть никогда не и говорим этого прямо, но отчего-то сейчас я чувствую в этом вопросе конкретно для себя гораздо больше смысла, чем для кого-либо другого. Сей довольно хмыкает, смахивая у меня с плеча какие-то соринки, и возвращается обратно к внучке, вбивающей гвозди прямо в землю у порога пекарни, а я вынуждаю себя вернуться к работе.
Ближе к вечеру, когда Пит снова окончательно и безысходно тонет в бумагах и чертежах, Хеймитч вызывается помочь ему хотя бы с той частью, в которой сможет разобраться, но уже через полчаса и ментор выглядит так, будто ему нужно построить планолет из подручных материалов без инструкции к завтрашнему утру.
— Может быть, просто сделать все в точности так же, как было в вашей старой пекарне? — страдальчески спрашивает он, и лицо Пита на секунду пронзает боль. Он жмурится, а потом резко встает, роняя стул, и вылетает на улицу.
Хеймитч тихо выругивается, направляясь следом, но я опережаю его, жестом показывая оставаться на своем месте.
Закатное небо, затянутое темными тучами, окрашивает влажную дымку от жары в сероватый цвет, отчего хочется протереть глаза, будто картинка кажется слишком мутной. На улице пахнет пылью и сваркой, а где-то вдалеке слышен гул от стройки завода. Мне требуется всего секунда, чтобы найти Пита, уткнувшегося лбом в стену дома напротив, и еще несколько, чтобы подойти и обнять его.
Пит привычно вздрагивает и съёживается, а потом тихо бормочет:
— Лучше так не делать.
— Ладно, — отвечаю я, но и не думаю отодвигаться хотя бы на сантиметр. Пит хмыкает, расслабляя плечи, и поворачивает ко мне лицом. — Все в порядке?
— Нет, — выдыхает он, отодвигаясь назад на пару шагов. — Совершенно не в порядке.
Видеть Пита таким очень больно, и к этому точно нельзя привыкнуть. Это выбивает из колеи и решает дара речи именно тогда, когда правильные слова так чертовски нужны. Чувствую себя совершенно бесполезной, топчась на месте в метре от человека, которому хочу, но никак не могу помочь.
— Пит… — только и выдавливаю я, не способная на большее.
Он поднимает глаза, зрачки в которых до сих пор занимают слишком много места на голубой радужке, контрастно выделяясь на его светлом лице, и ждет, что я скажу что-то еще, а, когда не дожидается, отводит взгляд.
— И так будет всегда, Китнисс, — холодным тоном говорит он. — Буквально в любой момент времени, вне зависимости от того, где и я и что делаю.
— Зачем ты это сейчас говоришь?
— Я уже говорил тебе. Просто хочу, чтобы мы оба понимали, что происходит.
Преодолеваю этот бесполезный метр между нами, вынуждая Пита поднять голову и снова встретиться глазами.
— И я уже ответила тебе, что понимаю.
Он неуверенно кивает и берет меня за руку.
— Хорошо.
— Хорошо, — повторяю я.
Из двери пекарни показывается Хеймитч и медленно направляется к нам.