Мир на костях и пепле (СИ)

— Лучше нам поторопиться домой, если не хотим попасть под ливень, — буднично говорит он, будто и не было вовсе утренней ссоры, напряженного молчания и приступа под конец дня. Это одновременно раздражает и радует, но сейчас лучше не накалять обстановку дополнительно, так что я просто киваю, разглядывая серое небо.

Мы успеваем добраться до Деревни, прежде чем крупные капли дождя начинают стучать по иссохшей от жары земле. Хеймитч направляется прямиком к себе, объясняя это тем, что никакой ужин не стоит того, чтобы после промокнуть до нитки, а мы с Питом так и стоим посреди дороги, молча глазея ментору вслед.

Мне бы хотелось, чтобы этот день закончился под тихое чтение Пита на моем диване, но отчего-то внутри рождаются сомнения, хочет ли этого он. То ли причина в отстраненном взгляде, то ли в напряженных плечах и поникшей голове, то ли в моей полной неспособности складно подбирать слова в трудные минуты, но эти сомнения уже неприятно пожирают изнутри, а задать вопрос прямо не хватает смелости, потому что очень страшно узнать ответ.

Капли уже успевают оставить на одежде мокрые пятна, когда со стороны дома Пита слышится телефонный звонок, и мы оба синхронно оборачиваемся на звук.

— Как думаешь, Хеймитч уже мог успеть настучать Аврелию? — спрашиваю я, оценивая, сколько минут назад он дошел до дома.

— Не уверен, — пожимает плечами Пит. — Давай узнаем?

Киваю, охотно принимая этот вопрос за приглашение, даже если он таковым не является, и следую за Питом, останавливаясь у лестницы на второй этаж, пока он бежит наверх. В доме все выглядит так же, как и в прошлый раз, отчего возникает ощущение, будто он здесь даже не живет. Хотя, если подумать, то примерно так и есть, ведь целыми днями мы либо на стройке, либо у меня дома, а сюда Пит приходит только на ночь.

Позволяю мысли о том, как здорово бы было, чтобы он не возвращался сюда даже на ночь, завладеть собой всего на секунду, прежде чем вернуться в реальность, в которой нам предстоит много с чем разобраться.

— Китнисс, это Энни, — кричит Пит со второго этажа. — Можешь не бояться праведного гнева моего мозгоправа, — улыбаюсь, мысленно принося извинения Хеймитчу, про которого подумала в первую очередь. — Хочешь поздороваться? — добавляет он, и я поднимаюсь на второй этаж, направляясь к спальне, в которой не была с того самого дня, когда он вернулся из Капитолия и закрасил все свои холсты черной краской.

Пит протягивает мне трубку, и я подношу ее к уху, присаживаясь на ручку кресла, пока он отходит к комоду, начиная перебирать там футболки, и бросает мне одну, взамен моей, перепачканной строительной пылью.

— Привет, Энни.

— Просто скажи мне «да», если все так, как я думаю, — заговорщически шепчет она, и я тихонько прыскаю от смеха.

— Вроде того. Но лучше скажи, как у тебя дела?

— Живот на месте, я похожа на шар, а тебе пора, Китнисс! — смеется она. — Хорошего вечера, и позвони мне, как только сможешь.

Открываю рот, чтобы что-то сказать, но уже слышу гудки в ответ.

«Ах, Энни, если бы все было так чудесно, как это тебе представляется…» — думаю я, натягивая новую футболку, пахнущую порошком и отдаленно её владельцем и разглядывая капли на стекле. Через него отлично видно окно моей спальни, а чуть выше и окно чердака, сквозь которое я столько времени наблюдала за Питом, словно воришка. Если подумать, то путь от того окна до этого занял почти полгода, сотни бессонных ночей и литры выплаканных слез, но главное, что все было не зря.

Выхожу в коридор и слышу, как на кухне Пит гремит посудой, так что направляюсь туда. Он удивляется, что мы так быстро договорили, и приходится соврать, что у Энни появились какие-то срочные дела, на что Пит вопросительно поднимает бровь и усмехается:

— Ну да, дела…

Делаю вид, что совершенно не понимаю, о чем он говорит, и сажусь за стол, наблюдая за тем, как передо мной появляются две кружки чая и две тарелки: одна с печеньем, вторая с сырными булочками.

— Это наш ужин?

— У меня больше ничего нет, — он пожимает плечами, усаживаясь напротив. — Если ты не заметила, то мы всегда едим у тебя. Да и вообще, не помню, чтобы ты имела что-то против булок.

— Попроси в следующий раз у доктора Аврелия книгу о нормальном питании.

— Обязательно, — ухмыляется он, потирая виски.

— Ты как, в порядке? — повторяю я тот же вопрос, что и полчаса назад, но в этот раз Пит реагирует спокойнее и просто кивает, сообщая, что это всего лишь головная боль, которая пройдет сама.

Предлагаю в таком случае лечь спать пораньше и уже планирую уходить, когда Пит перехватывает мою руку и притягивает поближе.

— Останься, — говорит он, и мое сердце радостно сжимается. — Ну, то есть, если хочешь, конечно. Там же дождь и…

— Пит, — перебиваю его я. — Я останусь. Спасибо.

Его реакция одновременно умиляет и удивляет, потому что по последним нескольким месяцам, кажется, очевидно, что от подобного предложения я ни за что не откажусь. Но Пит упорно продолжает считать себя каким-то прокаженным или вроде того, отчего, впрочем, кажется еще более милым, чем обычно, хоть это и совершенно необъективно.