Мир неземной

– Да, только способ познания того, что хорошо, а что нет, такой запутанный, – возразил первый. – Я все время чувствовал себя виноватым, потому что никто никогда не сажает тебя и не говорит: «Задача быть непорочным в глазах Бога или кого-то еще – невыполнима. Вы захотите заняться сексом, вы захотите солгать, вы захотите обмануть, даже если знаете, что это неправильно», и само желание сделать что-то плохое давило на меня.

Наша профессор закивала, и полог ее светлых волос, который так часто падал на глаза, раздвигался и закрывался в такт ее движениям. Я посмотрела на нее и подумала, слышала ли она когда-нибудь душераздирающий звук смерти.

~

Мы знаем, что хорошо, а что плохо, потому что так или иначе этому учимся. Иногда у родителей, которые большую часть наших ранних лет обучают нас выживанию, отводя руки от горелок и электрических розеток, не давая пить отбеливатель. В других случаях мы должны учиться самостоятельно – прикасаться руками к горелке, обжигаться, выяснять, что есть вещи, которые нельзя трогать. Эти уроки, которые мы извлекаем из практики, имеют решающее значение для нашего развития, но не все можно усвоить таким образом.

Многие люди пьют, не становясь алкоголиками, но некоторым достаточно сделать один глоток и подсесть, и кто знает почему? Единственный гарантированный способ избежать зависимости – никогда не пробовать вещества. Вроде все достаточно просто, и политики и фанатики, проповедующие воздержание, заставляют нас верить в эту легкость. Возможно, это было бы просто, если бы мы не были людьми, единственным известным животным в мире, которое готово пробовать что-то новое, веселое, бессмысленное, опасное, захватывающее, глупое, даже если в процессе нам грозит смерть. Тот факт, что я проводила исследования зависимости в университете штата Калифорния, был результатом того, что тысячи пионеров забирались в свои фургоны, столкнувшись с болезнями, ранениями и голодом, и колесили по огромным, жестоким просторам земли, простирающимся от горы до реки в долине, и все ради того, чтобы добраться из одной части этой огромной страны в другую. Они знали, что есть риск, но перспектива триумфа, удовольствия перевешивала опасность. Достаточно посмотреть, как ребенок едет на велосипеде прямо в кирпичную стену или прыгает с самой высокой ветки платана, чтобы понять: мы, люди, безрассудно обходимся со своим телом, со своей жизнью по той лишь причине, что хотим знать, что произойдет; что такое столкнуться со смертью, приблизиться к самому краю – а это в некотором смысле и означает жить полноценной жизнью.

В своей работе я пытаюсь задавать вопросы, которые предвосхищают наше неизбежное безрассудство, и пытаюсь найти выход, но для этого мне нужны мыши. Мыши не ищут опасность, не так, как мы. Они, как и все остальное на этой планете, подчиняются прихотям людей. Мои прихоти включали в себя тесты, которые могли значительно продвинуть наше понимание мозга, и стремление понять мозг вытеснило все прочие желания. То, что делало людей великими, – наше безрассудство, творчество и любопытство – было также тем, что мешало жизни всего, что нас окружало. Поскольку мы были достаточно смелыми животными, нас не страшило выводить лодки в море, даже когда мы думали, что мир плоский и наши суда упадут с края; мы открыли для себя новую землю, других людей. Ценой этого открытия было разрушение этой новой земли, этих иных людей. Без нас океаны не превратились бы в кислоту, лягушки, летучие мыши, пчелы и рифы не оказались бы на грани исчезновения. Без меня хромающая мышь не хромала бы; она никогда бы не поддалась зависимости. Меня учили, что Бог дал нам власть над животными, но никогда не учили, что я сама являюсь животным.

Когда хромая мышь была наконец готова к оптогенетике, я вытащила ее из коробки и сделала ей анестезию. Скоро я побрею грызуну голову и введу вирус, содержащий опсины. В конце концов, если все пойдет по плану, мышь никогда больше не нажмет на рычаг, потеряет безрассудство, которое я научила ее проявлять.

Глава 47