Мир охоты и крови (СИ)

— Ты хоть понимаешь, о чём говоришь? — чрезвычайно медленно, будто намеренно растягивая каждое слово до невозможности, уточнил Гилберт. — Речь идёт не о личных симпатия и привязанностях, Пайпер. И даже не об их отсутствии. Предатель должен быть в тюрьме.

— Во-первых, — процедила сквозь зубы Пайпер, уперевшись ладонями в стол и затылком чувствуя напряжённые взгляды, направленные на неё, — не Предатель, а Третий. Во-вторых, повторяю: вы не имеете права удерживать их.

— Они опасны, и ты это знаешь.

— Сейчас для вас куда опаснее я, и ты это знаешь, — повторила она требовательно. — Если не прикажешь освободить их, я сделаю это сама, и за сопутствующий ущерб не отвечаю.

Гилберт со вздохом ущипнул себя за переносицу. Внутри Пайпер всё кипело до такой степени, что едва не плавились мышцы и кости — но, может быть, дело было в физической и душевной боли, которую она до сих пор старалась не замечать. Ей начинало казаться, что, если она сосредоточиться на чём-нибудь другом, пугающие мысли о Магнусе и Дионе просто исчезнут. Что она не вспомнит о стольких смертях, произошедших за время её отсутствия, и не будет чувствовать, как вина, боль и иррациональный страх наполняют её и мешают думать. Что на время Пайпер просто перестанет быть собой и сможет справиться с этим, никому не навредив ещё сильнее.

— Пайпер, — помолчав немного, наконец сказал Гилберт и поднял на неё усталый взгляд. — Я не могу, слышишь? Не могу. Я обязан действовать в интересах коалиции, и коалиция решила, что Предателя будут судить.

Пайпер показалось, что она ослышалась. Но Гилберт молча смотрел на неё, будто давая больше времени на осознавание услышанного, и даже не представлял, какой коллапс происходил внутри неё.

Она замотала головой, чувствуя, как вновь подступают слёзы, и выдавила сквозь зубы:

— Вы не имеете права. Если ты сейчас же не освободишь его…

— То что? — с вызовом уточнил Гилберт, перебив её. — Что ты сделаешь? Сама пойдёшь вызволять его? Пойдёшь против все коалиции?

— Именно, — согласилась Пайпер, и секундой позже удивилась тому, как легко ей удалось растянуть ещё недавно дрожащие губы в улыбке. — Если навредите Третьему, Стелле, Клаудии или Эйкену, будете иметь дело со мной.

Она медленно обернулась, надеясь посмотреть в лицо каждому, но остановилась сразу же, заметив непонимающий взгляд дяди Джона. Эйс, бывший куда более пугливым и эмоциональным, практически не обратил внимания на её слова, что показалось Пайпер странным. Но дядя Джон смотрел так, будто совершенно не понимал её, и, что самое страшное, боялся услышанного. Вряд ли он боялся её саму — скорее того, что она действительно заступилась за Третьего.

Это действительно было странно. Ещё месяц назад, — или пять, если уж верить Николасу и Киту, — она сама смотрела на Третьего, как на безумца, и не доверяла ему. Пайпер была уверена, что он сумеет обмануть связь между ними и сделает нечто, что только закрепит за ним звание предателя. Но теперь Пайпер знала, что Третий не стал бы вредить ни ей, ни кому-либо другому, а дядя Джон — нет. Он наверняка думал, что она пострадала из-за него.

— Пайпер, — с невероятно усталым вздохом произнёс Гилберт, привлекая её внимание. — Я не идиот и знаю пределы своих полномочий. Но до тех пор, пока суд не закончится, никто из них за пределы камер не выйдет.

— Судить будут всех? — быстро спросила Пайпер, надеясь, что из-за взгляда дяди Джона по её коже не побегут мурашки.

— Предателя — в первую очередь.

— Он Третий, — инертно возразила Пайпер и тут же продолжила: — И если я ещё могу кое-как понять, почему вы хотите его судить, то насчёт остальных… Нет, не понимаю. Они-то уж точно ни в чём не виноваты.

— Ты в этом так уверена? Что ты вообще о них знаешь?

— Уж явно больше, чем вы, потому и говорю: они не виноваты.

Гилберт упрямо поджал губы, прожигая её взглядом не меньше половины минуты — то ли знал, что она права, то ли просто ненавидел факт того, что она пытается защитить Третьего. И когда, казалось, он уже был готов вновь возразить, Марселин срывающимся голосом произнесла:

— Рафаэль не виноват.

Пайпер повернулась к ней, сбитая с толку, и непроизвольно растянула губы в улыбке. Мысль о том, что хоть кто-то понял, что она пыталась донести, была практически опьяняющей.

— Рафаэль? — задумчиво повторил Гилберт.

— Тот мальчик с рисунками на коже, — подбежав к столу и уперевшись в него, протараторила Марселин. — Это Рафаэль, мой брат. Он не может быть виноват. Пожалуйста, Гилберт, отпусти его. Он ни в чём…

Гилберт поднял ладонь, и Марселин, что поразило Пайпер, действительно замолчала. Но после, буквально мгновением позже, заметила, что сделала она это вовсе не из-за приказа, а из-за слёз, которые пыталась удержать из последних сил.

Пайпер почувствовала, как в её памяти что-то шевелится, что-то о братьях Марселин. Кажется, она говорила о них в тот же самый день, когда они отправились к господину Илиру и…

Пайпер остановилась, вспомнив, что господин Илир мёртв. Был зверски убит Мараксом или кем-то из его демонов, а обвинили в результате Твайлу.

Боги и элементали, дайте ей сил.