Возможно, ему следовало прислушаться к ней. Она знала этот мир куда лучше и понимала, когда нужно соглашаться, а когда отступать. Но если Фортинбрас не откроет душу королеве Ариадне, она начнёт давить на Пайпер, а когда та откажет, под удар попадут Клаудия, Стелла и Эйкен. Они были сильны, но не настолько, чтобы королева Ариадна прислушивалась к ним — возможно, она даже сумеет заглянуть к ним в души и без их согласия.
Фортинбрас не мог этого допустить, поэтому игнорировал протесты Пайпер до тех пор, пока она, наконец, не затихла. Корона великанов, всё это время бывшая в его руках, исчезла. Гилберт сердито нахмурился и повелительным жестом отогнал рыцарей, всё ещё стоящих между ними. Подошедшая королева Ариадна, казалось, ничуть не волновалась из-за отсутствия кандалов у Фортинбраса.
Хоть раз за этот глупый суд коалиция приняла правильное решение, раз не попыталась надеть на него ещё больше цепей. Он бы сломал и их, а после использовал бы магию, чтобы показать, почему это было плохим решением.
Но ему следовало держаться. Поддаться искушению и заставить их подчиниться было намного проще, чем договориться о сотрудничестве. Фортинбрас, вероятнее всего, так бы и поступил, если бы не Пайпер. Она знала этих людей, говорила о них, хотела вернуться к ним, и поэтому Фортинбрас продолжал надеяться на переговоры.
Королева Ариадна приблизилась. Аквамариновые глаза на мгновение стали ярче. Фортинбрас сглотнул, вспомнив, как Башня без остановки воссоздавала празднество при Ребнезарском дворе, где он танцевал с Гвендолин. В первый раз её платье было аквамаринового цвета, а он подумал, что это бирюзовый.
Казалось, королева только этого и ждала. Прошла всего секунда, но Фортинбрас ощутил, как чары постепенно охватывают его, лишают способности двигаться, связно мыслить и даже дышать. Зал суда и люди, в руках которых была его жизнь, исчезли. Вокруг была только темнота, нападавшая снова и снова, будто голодный зверь впивавшаяся в его тело и рвавшая его на кусочки.
Страх, боль, чистое безумие — это было тем, из чего состоял Фортинбрас после Вторжения. Он дотла выжег Инагрос и от Башни, где его держали долгие месяцы, не оставил даже камня, но действовал, не осознавая этого. Дикие Земли пытались убить его, и он убивал их в ответ. При встрече с Клаудией он едва не принял её за тварь, а она врезала ему по лицу ножкой от кресла с такой силой, что он не непонимающе смотрел на неё почти десять минут.
Фортинбрас знал, что это лишь воспоминания, что при должном старании с его стороны никому из них не будет угрожать опасность хотя бы в первое время, но избавиться от цепкой хватки чар королевы не мог. Каждый день, который он впоследствии вспомнил, проносился перед ним меньше, чем за секунду. Все слова, которые он слышал, каждое из чувств, которое охватывало его. По мере того, как чары королевы Ариадны открывали ей всё больше, Фортинбрас видел, из какого безумия и отчаяния его вытаскивали Клаудия и Магнус; как возрождалась Омага, а Киллиан в первые месяцы едва не ходил за ним по пятам; как Фортинбрас нашёл способ склонить Катона к сотрудничеству и даже создал клятву, которая связала их друг с другом; как он сопроводил Стеллу в Омагу, где она решила остаться вместе с ними; как в землях Энтланго он уничтожил Башню, в которой был Эйкен.
Воспоминаний было слишком много. Информации, которую он должен был скрыть, и эмоций, которых не хотел испытывать, — ещё больше. Королева Ариадна видела каждый его день так, будто пролистывала книгу. В чистой магии Фортинбрас был сильнее, но он не мог противиться чарам Сердца, особенно столь мощным и всепоглощающим. У него был шанс отказаться, но он не воспользовался им, убедив себя, что поступает правильно.
Ничего правильного в этом не оказалось.
Его едва не трясло от боли, которую уже не удавалось держать под контролем. Двести лет пролетели всего за несколько секунд, и в воспоминаниях стала всё чаще появляться Пайпер. С каждым днём её становилось всё больше, и как бы сильно Фортинбрас не пытался сбросить чары королевы, у него ничего не получалось. Он не мог объяснить иррационального желания скрыть, как часто Пайпер была рядом и как много она для него значила, и не мог не признать, что с каждым воспоминаниям ему почему-то становилось легче.
Оказывается, это не было чересчур приятным сном, который уничтожил бы его, если бы он проснулся. Всё это было реальностью: прогулка по Омаге, празднество, небесные киты, проклятие, разорвавшее ему спину. Пир у фей, яхади и крамольные мысли, которые никак не оставляли его. Поцелуй, вскруживший ему голову, и её слова о том, что она просто захотела поцеловать его.
Элементали великие, это было по-настоящему.
И Фортинбрас хотел, чтобы это повторилось.
Что с ним не так?..
Должно быть, всё. Фортинбрас всегда был немного странным и отличался мышлением, которое приходилось объяснять. Он был умён, но уступал в этом Алебастру; достаточно решителен, но не такой, как Гвендолин. Но выжил почему-то именно он.