Мир охоты и крови (СИ)

— Я не чувствую в ней мощной магии, — заметила Шерая, постучав пальцем по подбородку, — как и чар. Но в ней есть что-то, что делает её опасной. Не физическая сила, а что-то более глубокое.

Гилберт моргнул, ошарашенно смотря на неё, и вдруг едва не с восторгом и придыханием выдал:

— Точно. Прекрасно.

Энцелад громко скрипнул зубами.

— Неизвестный дар, который может быть опасным — это, по-твоему, прекрасно?

— Я хочу, — невозмутимо сказал Гилберт, не обратив внимания на её слова, — чтобы ты наблюдал за Клаудией. Хочу, чтобы узнал, что за дар она скрывает и какую опасность нам представляет. Лука, — громче произнёс он, — пригласи Клаудию ко мне. Хочу поговорить.

— Погоди-ка, это что, шутка? Ты хочешь, чтобы я следил за ней?

Гилберт на секунду растерялся под его требовательным взглядом, но, расправив плечи, вновь стал самим собой.

— Да, ты всё верно понял. Нам важно знать, кто она и чем может помочь коалиции.

Энцелад едва не рассмеялся. Только Гилберт мог совершенно правильно интерпретировать его слова, но при этом вывернуть их так, что озвученное им теперь звучит как приказ. Гилберт редко когда приказывал по-настоящему, и даже если он хотел, чтобы Энцелад отдохнул, пришёл в себя, он вовремя понял, что этого не случится, и потому начал приказывать.

Это было чертовски правильным ходом, и Энцелад почти ненавидел Гилберта за него.

— И что, мне постоянно таскаться за ней? Узнавать, что она знает? Следить, чтобы не совала пальцы в розетки?

Гилберт открыл рот, будто хотел возразить, но, подумав немного, уверенно качнул головой.

— Да, и это тоже.

***

Если Клаудия и была удивлена персональным приглашением в кабинет Гилберта, то она этого не показала. Енох, который должен был сопровождать её за пределами комнаты, остановился в коридоре, но Шерая отослала его, сказав, что он может вернуться в зал Истины и отдохнуть. С этой минуты Клаудия — не его ответственность, и даже эти слова никак не задели её. По крайней мере, внешне.

Гилберт совсем не понимал её. Она спокойно села в кресло, стоящее напротив стола, закинула ногу на ногу и сложила руки на коленях, невозмутимо смотря на него. Её глаза казались такими же чёрными, как и губы, отчего Гилберту вновь стало неуютно. Он сомневался, что в месте, откуда явилась Клаудия, была помада или что-то подобное, и потому не понимал, почему её губы до сих пор чёрные. Это же не может быть их естественным цветом?..

Но, переборов нездоровое любопытство, Гилберт предложил ей травяной чай и испечённые Одоваком пирожные. Клаудия не ответила, только моргнула, будто показывая, что услышала её. Тогда Гилберт предложил кофе. Клаудия вновь не ответила. Она не отреагировала и на предложение выпить вина, воды, виски и чёртовой крови, припасённой для вампиров. Тогда Гилберт, сдавшись, напомнил, что она может в любой момент просто сказать ему, если желает чего-то, и он отдаст соответствующий приказ.

Каждый раз, когда он говорил, что готов исполнять их желания, внутри у него всё вопило от ярости, но Гилберт хорошо держался. Клятва на крови, да ещё и подкреплённая Временем, была мощной и опасной. Как бы сильно Гилберту ни было больно просто смотреть на людей, которые считали Предателя не таким уж и предателем, ради блага коалиции он был готов соблюдать клятву. Желание Третьего жить с ним под одной крышей было абсурдным, и потому особняк всячески препятствовал свободному перемещению любого из его спутников. Твайла была этому не рада — она постоянно жаловалась, что особняк мешает ей увидеться с Предателем и, насколько Гилберт знал, этого до сих пор не случилось, чему он был только рад.

Для начала он узнает людей, с которыми Предатель принёс клятву, чуть ближе, и уже после решит, стоит ли особняку и дальше мешать Твайле.

— Итак, — сказал Гилберт, изо всех сил изображая доброжелательную улыбку. — Прошло так много времени, а мы до сих пор не познакомились. Считаю, что это просто безответственно с моей стороны, и потому готов исправиться.

Клаудия молча склонила голову вбок. Её поза не была напряжённой, а взгляд — стеклянным, но Гилберту казалось, что мыслями она совсем не здесь. Однако вместо того, чтобы указать на это, он произнёс:

— Я хочу напомнить, что всё, что я делаю, я делаю ради сигридцев. Ради каждого из них. И ради справедливости, которую они заслуживают.

Уголки губ Клаудии приподнялись в улыбке и тут же опустились. Она так ничего и не сказала.

— Я считаю, что мы можем стать союзниками, Клаудия, — сплетя пальцы в замок, сказал Гилберт. — Даже друзьями, если тебе будет угодно. Я вовсе не хочу, чтобы наши отношения были… напряжёнными, понимаешь?

Если она и понимала, то виду не подала. Сидела, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, и пристально смотрела на него.