Мир охоты и крови (СИ)

Марселин опустила пустую чашу на стол и, нахмурившись, уставилась на линию горизонта. Сегодня терраса, где они расположились, выходила в сторону пляжа. Воздух пах морской солью, цветущим садом и сомнениями и страхами, которые Стефан различал слишком хорошо. С каждым днём его чувства восстанавливались, становились острее, и он всё сильнее ощущал присутствие каждого в особняке. Прямо сейчас он хорошо ощущал Марселин, Гилберта и Стеллу, которые гуляли где-то в саду, и Фортинбраса — хотя от него, разумеется, исходило ощущение магии. Фортинбрас слишком хорошо прятал свои чувства, чтобы кто-нибудь сумел их понять.

Его присутствие также казалось чем-то совершенно нереальным. Стефан слишком хорошо помнил время, когда пытался очистить имя Третьего сальватора, доказать, что он не мог предать миры и во Вторжении встать на сторону тёмных созданий. И Стефан, разумеется, продолжал бы нарушать правила коалиции, если бы старейшина Керрис не пригрозил расправиться не с ним, а с Марселин. Господин Илир, впоследствии занявший его место, говорил Стефану, что он поступил мудро, отказавшись от идеи защищать Третьего — об этом же, но завуалированно, он сказал под конец первой встречи с Пайпер. Но господин Илир мёртв, и Стефан никогда не узнает, что он думает по поводу того, что Третий всё-таки не предавал миры.

За время, которое он провёл в сомнусе, умерло слишком много людей.

— Ты не замёрзла?

— А ты? — тут же спросила Марселин, взволнованно подавшись вперёд. Их разделял небольшой стол, который Иллка, служанка, появившаяся не так давно, накрыла по просьбе Марселин, и казалось, что она без проблем перегнётся через него, лишь бы дотянуться до Стефана. — Тебе плохо? Что-то не так?

— Всё хорошо, — спокойно ответил Стефан. — Я прекрасно себя чувствую. Не нужно спрашивать об этом каждую минуту.

— Ты был практически мёртв! — зло выпалила Марселин, хлопнув ладонью по столу.

— Ты тоже была практически мертва, — напомнил Стефан, — и последствия оказались куда серьёзнее.

— Но ведь всё обошлось! Твоя магия была совершенна, а вот моя…

— Твоя магия прекрасна, Марселин. Невероятна. Она… — Стефан замялся, неуверенно коснулся ладонью груди — точно там, где под свитером и рубашкой был шрам, который останется с ним навсегда. У него не находилось слов, чтобы описать, насколько сильной оказалась магия Марселин, и потому он смиренно повторил: — Твоя магия прекрасна. Твоя мать бы гордилась тобой.

Марселин нахмурилась и приоткрыла рот, будто хотела что-то сказать. Стефану показалось, что время замедлилось и ускорилось одновременно. Он посмотрел на Марселин, всё ещё хмурящуюся, и осознал, что только что сказал.

— Боги, — выдохнул он, накрыв рот ладонью. — Я… Я сказал это вслух?

— Ага, — кивнула Марселин.

— Боги, — повторил Стефан ошарашенно. — Я сказал это… Я сказал это вслух. Боги, Марси, я сказал это вслух!

Последние слова он едва не выкрикнул, радостно рассмеявшись. Марселин окончательно растерялась и смотрела на него, как, должно быть, смотрят на умалишённых. Впервые Стефану было практически плевать.

— Твоя мать гордилась бы тобой, — торопливо повторил он, боясь, что язык вновь перестанет слушаться. — Елена бы гордилась тобой. Она всегда говорила, что ты будешь сильной… Боги, — судорожно выдохнул Стефан, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. — Я сказал это…

Стефан даже не представлял, что это когда-нибудь случится. Он пытался миллионы раз, и каждый раз оканчивался провалом, который разбивал его сердце снова и снова. Он испробовал тысячи способов, чтобы обмануть магию и хаос, но даже его знаний и умений, накопленных за семьсот лет, оказалось недостаточно.

А теперь он оказался свободен. Он умер, и проклятие, сковывавшее его всё это время, спало.

Стефан почувствовал, как Марселин мягко коснулась его рук, и резко вскинул голову. Она выглядела растерянной и даже напуганной, но стояла рядом и, кажется, не собиралась сбегать. Она смотрела на него с чувством, которое Стефан не мог описать, и ждала, пока он заговорит. Это оказалось очень сложно: горло сдавило страхом, болью и рыданиями, которые раньше Стефан позволял себе только в полном одиночестве.

— Прости, — пробормотал он и, поддавшись порыву, прильнул щекой к её руке. — Прости меня. Я пытался побороть это, но ничего не получалось, но теперь, когда я практически умер и вновь ожил из-за сомнуса, я…

— Что? — взволнованно выпалила Марселин, когда он на секунду запнулся.

— Я могу говорить. Я могу всё тебе рассказать. Марси, — повторил он, и Марселин, что самое удивительное, не отдёрнула его, — прости меня. Прости…

Стефан никогда не боялся признавать своих слабостей, но и никогда не позволял себе плакать в присутствии кого-либо. Он с самого детства, когда, лишившись матери, узнавал мир вокруг себя и пытался выжить в нём, не проливал слёз рядом с кем-либо. Но Марселин — особый случай. Она всегда была и всегда будет особым случаем.

— Прости, — кое-как выдавил Стефан. — Прости, что не рассказал тебе. Я не мог из-за проклятия, которое Елена… Марси, твоя мать прокляла меня.