Мир охоты и крови (СИ)

Глава 25. Когда всё заканчивается

Пайпер ощущала себя не в своей тарелке, из-за чего сильно волновалось. Казалось бы, она должна радоваться. Она вновь в своём мире, в безопасности, рядом с людьми, которыми дорожила, но чувствовала, что это неправильно. Мир казался серым и искажённым, будто Пайпер до сих пор была в Башне. Воспоминания об её пустых коридорах, слепящих белизной, и тьме, ждущей за огромными окнами, каждый раз вызывали табун мурашек и поднимали страх, который Пайпер никак не могла усмирить. Даже спустя две недели она спала урывками и боролась с кошмарами.

Но она хотя бы ела. Одной странной выходки Фортинбраса оказалось достаточно, чтобы дядя Джон и Эйс без остановки спрашивали её, почему он так поступил, и убеждали её понемногу начинать есть. Изредка к ним присоединялась Марселин, но большую часть времени она наблюдала за состоянием Стефана и помогала Николасу, который любил срываться неизвестно куда и возвращаться побитым.

Это тоже казалось Пайпер неправильным.

Николас был шумным, активным, прилипчивым, но уж точно не глупым, чтобы так просто срываться с места и подставляться под удар. Но, возможно, Пайпер просто не знала его: они общались, пытались как-то узнать друг друга, но Николас прикладывал значительно больше усилий, чем она. Не то чтобы Николас ей не нравился, наоборот, она была рада, что есть ещё один человек, понимающей её, но… Ему же было всего пятнадцать. И он, если верить Рейне, которая периодически являлась во плоти, был сальватором дольше Пайпер. Но при этом отзывался на Четвёртого, оставляя за ней право быть Первой. Будто она могла быть настоящей Первой.

— Поразительный результат за столь короткий срок, — пробормотал Фортинбрас. Не обратив внимания на настороженный взгляд дяди Джона, он уточнил: — Ты уверена, что раньше не замечала за ним подобного?

Пайпер встрепенулась и, поймав его обеспокоенный взгляд, посмотрела на Эйса, в самый последний момент ушедшего от выпада Еноха. Тонкое янтарное лезвие блеснуло, столкнувшись с тренировочным мечом, который использовал рыцарь, и Пайпер ощутила, как глубоко внутри зашевелилась Сила, отзываясь на чужую магию.

— Что-то такое я бы точно заметила, — наконец ответила она. — Ну, знаешь, трудно пропустить момент, когда твой двенадцатилетний брат начинает бегать с магическим мечом.

— Ему же пятнадцать, — озадаченно напомнил Фортинбрас.

— А раньше было двенадцать.

— О, ты об этом… Да, теперь я понимаю.

Пайпер сомневалась. Вряд ли ему так уж была интересна тренировка Эйса, на которую он заявился без приглашения и с Диего на хвосте. Эйс сказал, что хочет показать Пайпер кое-что очень интересное, и, честно говоря, она бы удивилась значительно меньше, если бы он уже идеально использовал меч из настоящей стали. Магия — открытие, которое поразило её настолько, что она никак не могла собраться с мыслями и сказать хоть что-нибудь.

Хотелось узнать, что это просто шутка. Последний магом во всех мирах была Марселин, из-за чего её знали даже те, кто никогда не встречался с ней лично. Но теперь, почти двести тридцать лет спустя, магией одаривали Эйса. Пайпер, разумеется, любила его и знала, что он способен на многое, но только не на магию. Она была слишком опасной, непредсказуемой, буйной. Магия ещё сильнее приближала его к сигридскому миру, который мог сломать его сильнее, чем уже сломал Пайпер. Ещё и вечность, которую дарует Геирисандра… Кто знает, когда тело Эйса перестанет расти и в каком возрасте он застрянет до тех пор, пока не лишится магии или, что хуже, не погибнет. Это было ужасно.

Но Эйс радовался, показывая, сколь многому научился, как хорошо обращается с мечом (куда лучше Пайпер) и как долго может противостоять Еноху (целых семь минут, о которых сообщил Фортинбрас). Он радовался, и Пайпер не могла заставить себя сказать, что он завладел крайне опасной вещью.

— Знаешь, что в этом самое странное?

Пайпер едва не физически ощутила, как насторожился дядя Джон. Она была уверена, что он уже давно был в курсе магии Эйса, — что совсем немного расстраивало её, потому что Эйс молчал о ней так долго, — и потому мало интересовался его тренировкой. Куда больше внимания удостаивался Фортинбрас, за которым и так следили все. Дядя Джон — едва не больше всех.

Никакие уговоры оставить его в покое, убеждения, что он не собирается вредить ни ей, ни кому-либо другому, не помогали. Пайпер понимала опасения дяди Джона, но, что странно и за что даже начинала ненавидеть себя, раздражалась из-за его настойчивости. Она, наверное, была совершенно оправданной, потому что Пайпер, вот так новость, постоянно была рядом с сальватором, которого до сих пор называли Предателем, и защищала его. И всё же, хотелось, чтобы ей верили чуть больше.

— Насколько мне известно, — продолжил Фортинбрас, не дождавшись её ответа, — это первое проявление божественной воли с момента Вторжения.

— Прямо-таки первое? — устало уточнила Пайпер.

— Боги молчали всё это время. Никому не отвечали. Даже элементали не знали, почему.