Платон полагал, что свет и числа – тесно взаимосвязанные элементы, представляющие основные структуры космоса. В Средние века этой теории придерживались Августин и неоплатоники. В то время как доминиканцы исповедовали мировоззрение Аристотеля, францисканцы, особенно в Оксфорде, были платониками и твердыми сторонниками Августина. Гроссетест учил, что свойства пространства определяются свойствами света. Свет и световая энергия, по его мнению, были первопричиной всех вещей в природе. По этой причине законы оптики имели фундаментальное значение для объяснения того, что есть природа. Всякое развертывание материи происходит благодаря мультипликации света. Законы космоса раскрывались в числах и в простейших геометрических моделях. Гроссетест полагал, как Бэкон и Галилей после него, что ничего нельзя понять в натурфилософии и при эмпирическом исследовании без помощи математики, под которой он понимал геометрию.
Гроссетест выдвинул теорию, согласно которой свет был универсальным принципом, помогавшим проиллюстрировать взаимоотношения между тремя ипостасями Троицы, «объяснить» действие Божественной благодати через посредство свободной воли. Свет был тем посредником, через который душа воздействовала на тело; именно свет придавал красоту видимому творению. Эти идеи были унаследованы от Античности, и в Оксфорде они получили дальнейшее развитие.
Научные традиции Оксфорда, которым положил начало Гроссетест, продолжили Роджер Бэкон, Джон Пэкхэм, Дунс Скот, Уильям Оккам, Томас Брадвардин, Джон Дамблтон и другие менее именитые ученые. Влияние университета распространилось на Германию, университеты в Падуе и Париже. Проблемы, поднятые натурфилософами и исследователями XIII–XIV вв., привлекли к себе пристальное внимание последующих поколений ученых, что является знаменательным фактом.
Оксфордская школа развивала новые научные методы, среди которых был индуктивный метод исследования с применением математических и философских принципов (например, при рассмотрении актуальной проблемы: действительно ли наши чувства говорят нам правду?). О большом размахе практических исследований свидетельствуют работы ученых XIV в. Ричард Уоллингфордский (около 1292–1335) заложил основы тригонометрии и сконструировал ряд вычислительных приборов, в частности астрономические часы и экваториум. Уильям Мерль (он вполне мог принадлежать к тому же самому семейству, что и ученый XII в. Даниэль Морли) вел в Оксфорде дневник метеорологических наблюдений в 1337–1344 гг. и использовал полученные данные при написании трактата о предсказании погоды для нужд фермеров. Сочетание непосредственных наблюдений с точными математическими расчетами сделали метеорологию одним из важнейших предметов в Оксфордском университете в это время. Ученый, известный как
Однако, несмотря на все эти достижения, все, что связано с научной деятельностью Бэкона, которого назвали впоследствии первым «современным ученым», указывает на то, что Оксфордский университет был все еще глубоко укоренен в мире Средневековья. Францисканец Бэкон, распродав свое наследственное родовое имущество, чтобы получить средства для своих научных исследований, стал откровенным посмешищем для испанских студентов в Оксфорде, так как его духовное начальство посадило его в тюрьму. Роджер Бэкон обратил свои взоры на Юг, где взаимодействовали друг с другом христианские, арабские и еврейские ученые – математики, астрологи, библейские экзегеты и философы. Не могло быть подлинной теологии без натурфилософии. В своих трудах Бэкон цитирует более тридцати исламских и еврейских авторитетов науки. В Оксфорде существовала еврейская община, которая, видимо, оказала стимулирующее влияние на исследования Бэкона, да и в целом на весь университет. Бэкон стремился обрести абсолютное знание, которое должно было очистить христианство и преобразовать мир.
С этой мыслью он тщательно изучал отчеты францисканских миссий, трудившихся на Дальнем Востоке, и обратился к папе, своему духовному главе, с предложением отправить исследовательские экспедиции по всему миру. Бэкон лично вычертил мировую карту (ныне утеряна), на которой показаны морские пути, ведущие на запад от Испании в Индию. Об этом стало известно Колумбу от епископа Пьера д’Айли.