Мир, в котором я теперь живу (СИ)

Знаешь, несколько лет спустя у меня появилась подруга, любовница – называй, как тебе удобней. Она была вдовой моего, умершего по неустановленной причине врага, матерью двоих сыновей-подростков и на восемь лет меня старше. В те времена женщины вообще раньше старились, а тем более – восточные женщины. Да, по ней было видно, что в юности она не уступала красотой этой моей добровольной рабыне, но на момент нашей с ней встречи, признаки увядания уже проявились в ее внешности, хотя, честно тебе скажу – мне на это было плевать. Я почему-то на внешность в последнюю очередь внимание обращал.

К тому времени свою неизменную «страдалицу» я благополучно выдал замуж за человека, который был к ней неравнодушен, даже на свадьбе погулял, и вот однажды, совершенно случайно услышал, как эта, уже замужняя дама, обсуждала с подругой мою любовницу: «И что он в ней нашел? Она же старуха! Да к тому же – другим траханая, от другого рожавшая. Как только ему не противно к ней прикасаться? Он же царь!». А понимать это следовало так: мной, такой прекрасной, юной, нетронутой, любящей, он пренебрег, а с какой-то бывшей в употреблении старухи – не слезает. Не иначе, как извращенец. Вот тебе и весь психологический портрет, как сейчас говорят.

Удивительно другое – моя добровольная рабыня, так и не добившись от меня, хотя бы даже и физической близости, тем не менее – невольно сыграла решающую роль в моей судьбе. Не буду скрывать – ее неизменное присутствие в какой-то степени меня устраивало. Ну, если бы не она, окружающие меня люди пришли бы к выводу, что это ненормально – молодой, сильный, здоровый мужчина, который спит один притом, что у женщин при виде него ноги сами собой раздвигаются. А я настроил себе в жизни таких планов, и наставил перед собой таких задач, что без поддержки верных сторонников были бы недостижимыми. Но благодаря тому, что она находилась рядом со мной, на максимально близком расстоянии, все, и в том числе мой друг, считали ее моей женщиной.

Ты не поверишь – меня уважали за постоянство, хотя тогда, как и сейчас, мужчина ошибочно полагал: чем больше у него женщин – тем круче он как мужчина. Ветераны, бывало, говорили обо мне, имея в виду мое «постоянство»: его бы отцу – у сына поучиться. Правда, понятно это было не всем. Как-то, один из моих товарищей сказал мне:

«На твоем месте – любой бы переспал со всеми женщинами мира. И они бы еще дрались между собой за право провести с ним ночь».

А я ему ответил на это:

«Видишь ли, я считаю, что настоящий мужчина – это не тот, который покрыл всех женщин мира, словно какой-то жеребец, а тот – кто сделал счастливой хотя бы одну».

Возразить на это было нечего – так что больше никто не лез ко мне с такими разговорами.

И вот однажды, мой друг совершенно случайно услышал, как молилась Афродите та, кого он считал моей женщиной. О чем она молилась, рассказывать не буду – думаю, и так понятно. В общем, услышав эту молитву, он сделал единственный вывод, какой можно было сделать – я с ней не сплю. А если я не сплю с таким совершенством – то что? Наверно, мне для этого дела нужен мужчина. И стоило ему подумать обо мне так, как ему захотелось стать этим мужчиной – физически меня захотелось. Впоследствии, он не раз говорил, что одной своей недостойной мыслью сломал мне всю жизнь. Ненавидел себя за это. И переубедить мне его не удавалось, как ни старался. А самым странным в этом было то, что он вообще меня возжелал. Потому что, в силу своей природы, не способен на это так же, как и я. Наверно, Ее Величество Любовь просто над нами подшутила. Хотя… если бы ему действительно хотелось соития со мной, мне кажется, он бы что-то сделал для того, чтобы эта близость у нас случилась.

Я долгое время ничего не замечал, каюсь, но другие, в отличие от меня – заметили практически сразу. Вполне естественно, что мой друг после этого стал объектом грубых солдатских шуточек на тему: и как же тебя так угораздило? Он же у нас мужиками не интересуется. Что же ты теперь с этим делать-то будешь? Ну, ты понимаешь – обороты и выражения я, конечно, смягчаю, но смысл такой. А он у меня горячий был, взрывной – чуть что, бросался в драку. Вот и стали у него со временем соответствующие украшения на лице появляться. На путь прозрения я встал в тот день, когда, задав ему в очередной раз вопрос о том, с кем и что он опять не поделил, понял – мой друг мне врет.

В общем, забил я на приличия (в те времена считалось неприличным лезть человеку в душу против его воли, как и откровенничать на слишком уж личные темы), и попытался выяснить, что происходит, у него. Бесполезно: да со мной все в порядке, да тебе кажется – ничего другого я от друга не добился. Ага, кажется – особенно фингалы у него на лице. Тогда я задал тот же вопрос товарищам из нашего ближайшего окружения. И от каждого услышал в ответ примерно следующее: я не вправе отвечать тебе на этот вопрос. Никто, кроме него – не вправе. Просто взять и приставить к нему соглядатаев, я себе почему-то не позволил – это было уж слишком.