– Я отправился не один. Я взял двух коней, подозревая, что всё гораздо хуже, чем думал сначала. У меня с собой был и аркан, но им одним я бы не обошёлся. Я даже думал, что сейчас он убьёт меня, поскольку не рассчитываал, насколько сильным станет в момент одержимости. Нафан уже горел синим пламенем, я был уверен, что сейчас и меня охватит. Я начал молиться, ведь было так самонадеянно отправиться без паладинов… Но спасение пришло – что интересно, от Ингрид. Она мне подарила на Рождество подкову, которую я хранил в кармане кавалерийской куртки. Нафан, нападая на меня, рванул этот карман, и подкова выпала из него как нельзя кстати. В этот момент я набросил на него аркан, но моих сил не хватало, чтоб его одолеть, хоть самозатяжная верёвка безотказно работала. Нафана сбил с ног один из моих коней, я успел подобрать подкову и ударить ею в основание его черепа. Он потерял сознание… Только после этого я смог его повязать и закрепить на крупе. А дальше вы уже знаете.
– Да, Улав. Я чувствую, что раньше сильно недооценивал вас, – со всей серьёзностью сказал Деметрос Аркелай. – Но почему вы раньше не обратили моего внимания на странное поведение Нафана?
– Я до самого конца не был уверен, что это именно церемониал. А когда понял, что происходит, надо было уже действовать. И без доказательств мне бы никто не поверил. Сколько я ни пытался найти какие-то следы, у меня не выходило. По сути, единственное, что у меня было, – это случай в лагере. И опять же… до последнего боялся кого-то оклеветать. И…
– И, конечно, вам тоже хотелось стать самостоятельным героем, – сказал, попав в точку, князь Триаскеле. – Только вы своим стремлением сделать всё самостоятельно подвергли опасности жизни и Нафана, и Ингрид. И все эти воины, которые пали на поле брани, выходит, тоже расплатились за ваше индивидуальное геройство. Хотя, без сомнения, вы сделали всё, что было в ваших силах. Но, Улав, не стыдно обратиться за помощью к старшим. Когда вы сами станете зрелым рыцарем своего княжества, вы поймёте меня. Ложная тревога лучше, чем то, что получилось в этот раз.
Улав задумчиво склонил голову. Ранее он почему-то совершенно не задумывался об этой стороне своего поступка.
– Улав, геройство – это когда никто, кроме вас. А когда есть много других путей решения проблемы, законных, верных, с меньшим количеством пострадавших, а вы выбираете броситься грудью на Жнеца – это дурь. Пока вам тринадцать, это ещё, скажем, простительно… Конечно, мы понимаем, что вы долго и много взвешивали, а за помощью обратиться побоялись. Но эта неопытность должна пройти. К вашему большому совершеннолетию такое решение будет недопустимым. Я надеюсь, вы поняли меня.
– Я приму достойно любое наказание, – ответил он.
– Это я обсужу с вашим отцом, Улав. Главное, чтобы вы сделали выводы.
Деметрос Аркелай подумал ещё немного и добавил:
28. Время Тишины
Ингрид с разбегу крепко-крепко обнялась с Феодорой Анисией. Это была её лучшая встреча за день. Госпожа Лунапонтиды заговорила с Ингрид своим тёплым бархатным голосом, по которому девочка так истосковалась за прошедшую неделю:
– Девочка моя, как я по тебе скучала, как я испугалась за тебя! – и строго добавила, обращаясь к Георгу Меркурию: – Георг, брат, ты плохо справляешься с возложенной на тебя обязанностью, я очень недовольна произошедшим!
Судя по гневному замечанию княгини Лунапонтиды, от неё влетело обоим братьям Триаскеле. Вот почему Деметрос Аркелай так извинялся перед девочкой в кабинете Архонтиссы.
– Нет, пожалуйста, не ругайте Георга Меркурия, он лучший в мире опекун. Я сама была во многом виновата, – заступилась Ингрид. – Многие обстоятельства складывались против нас.
– Ещё больше сложилось в вашу пользу, – сказала Феодора Анисия.
Николас Трисмегист уже не следовал с ними. Ингрид втроём с опекуном и тётушкой шли встречать воинов, возвращавшихся из-за моря. По пути Ингрид увидела и тот маленький внутренний двор, куда выходила часть окон лазарета. Туда опускали гробы с павшими на поле боя. В этом внутреннем дворе стояли родители Нафана в сопровождении Деметроса Аркелая. Потом она увидела второй двор, уже большой, где живые встречали живых. Главный корабль Харальда пришвартовался у той самой галереи, что и в первый раз. И вновь приземлялись с неба на землю орлы, грифоны, пегасы и вся прочая воздушная кавалерия. Радость и ликование охватили Дворец, и теперь Ингрид ощущала себя до конца частью этой радости.
Ученики Ликеи, а также некоторые старшие, оставшиеся во Дворце для поддержания порядка, встречали друзей, братьев и сестёр, обнимались и плакали от счастья. Ингрид была счастлива за всех и сразу. Она стояла во дворе рядом с Хельгой и вдруг сказала:
– Интересно, а кто же в гробах?
– Гробах? – переспросила Хельга.
– Да, во двор лазарета опустили гробы…
Они поспешили ко двору лазарета. Любопытство не порок, как говорил Деметрос Аркелай ученикам, а тяга к знаниям и кауза опыта.