Мир, в котором меня ждут. Ингрид

Ингрид задумчиво осмотрела подарок. Она любила головоломки, где надо было проявить смекалку, и обычно такие решала быстро. Девочка перебирала в голове разные известные ей символы и пыталась соотнести их с фосфором.

– Может, это птичья голова… – начала она.

– Верно! А дальше?

Ингрид осмелела и продолжила:

– Прямо «Грачи прилетели» Саврасова. Обычно птица – это символ весны. А весна – это время, когда начинает увеличиваться солнечный день…

– Отлично, ты так быстро всё разгадываешь!

Нафан сиял, как отполированный утюг. Ингрид прямо начала гордиться собой. Она надела кулон на веревочке себе на шею. Нафан оценивающе посмотрел на неё и добавил:

– Лучше под одежду. В Ликее не приветствуются украшения на виду.

Это было так: Ингрид уже как-то говорили, что на виду можно носить только знаки отличия, ещё позволительны серьги для девушек, а прочие украшения – только тем, кто закончил обучение в Академии.

– Под одеждой будет путаться с цепочкой от крестика. Я как-то носила две цепочки, одну с крестиком, другую – с подаренным цветочком, но они вечно переплетались.

– Да, тогда лучше не надо. Шею ещё себе натрёшь…

– Тогда остаётся носить только между сорочкой и верхним платьем.

Ингрид надела медальон, убрав его за ворот своего путевого платья.

– А ты не видел Хельгу и Артемиду? А, хотя да, чего ж я спрашиваю, если ты сказал, что я первая, кого ты встретил здесь…

– Да, их я не видел, – улыбнувшись над неловкостью Ингрид, ответил Нафан.

– Как прошли ваши сборы?

– О, всё было замечательно, хотя и непросто. Я тебе потом подробно всё расскажу, а сейчас мне надо вещи свои разобрать. – Он указал на большой походный рюкзак. Вместе они поднялись в пансион, где разошлись по комнатам.

Наконец Ингрид встретила и Хельгу, и Артемиду. Обе они посетовали, что провели прошедшую неделю не с Ингрид, и посочувствовали её разбитой брови. Хельга, подобно Оливии Лаванде, тоже носила с собой масло от травм и ушибов. Она намазала им свежий синяк на лице Ингрид, ссадину начало жечь и щипать. Так как обе девочки знали, где была Ингрид на самом деле, им потребовалось уединиться для разговоров, для чего они быстро записались в термы.

Первая половина дня прошла в подготовке к празднику. Ингрид была, как обычно, на кухне и готовила кушанья. Праздник начался ближе к вечеру. Торжественная церемония проходила на улице: через внутренний двор шествие растянулось на десятки метров. Это было единственное шествие в году с таким ритуалом празднования. Ингрид видела танцующих девушек, которые встречали воинов, поднося им хлеб и питьё из кубков. В завершающей части несли паланкин. «Княгиня, Великая Княгиня!» – раздавался шёпот вокруг, Ингрид напряжённо всматривалась, успев заметить, что среди тех, кто нёс паланкин, были и Деметрос Аркелай, и Георг Меркурий. Из паланкина вышла Княгиня. В этот момент все собравшиеся застыли в глубоком поясном поклоне. На ней было закрытое платье и высокий венец, вуаль с него спускалась на лицо. Потом Ингрид заметила рядом с Княгиней Пара Диакирина. После приветствия все перешли через специальные Врата в Главный зал, где росло Древо, прямо с улицы (Ингрид даже не знала, что эти Врата там есть, настолько ловко они были закрыты в стене). Трон Княгини был установлен на площадке у самой первой ветви дерева, у которой кончалась лестница. Именно там, где Ингрид сидела в прошлую среду.

В шествии учащихся Ликеи и Академии Ингрид впервые повезло: её, как небольшую по росту, пропустили вперёд, и она смогла занять место, с которого было хорошо видно всё вокруг. Княгиня поднялась к трону. Её длинную мантию сняли, подняли вуаль и тогда она повернулась лицом ко всем. У Ингрид отвисла челюсть.

– Фрейя Левкайя?! – спросила она так громко, что во внезапно повисшей тишине её голос долетел до самого Древа.

Все присутствовавшие немедленно обернулись, и даже Княгине стоило больших усилий сдержать улыбку. Ингрид отчётливо видела, как Георг Меркурий закрыл глаза, прикусив губу (кстати, он был хорош собой в торжественном платье с мантией!). Уранос Пифагор стоял намного дальше с холодно-надменным лицом, будто ему опять нанесли оскорбление.

Ингрид резко втянула голову в плечи. На неё одновременно смотрели десятки пар глаз, не то ожидая объяснений, не то укоряя за плохую шутку.

– Я не знала, что она и есть ваша Княгиня, – вроде бы тихо пискнула Ингрид, не рассчитав, что теперь стало ещё тише, и слышен любой звук.

Артемида закрыла ей рот ладонью:

– Тише ты, иерихонская труба, – её шёпот почему-то был слышен едва-едва.

Княгиня произнесла приветственную речь, обращённую к воинам, потом клирик вознёс молитву, и все вместе с хором пропели короткие песни, посвящённые празднику. Потом началось само празднование: с угощениями, песнями, весельем и танцами.