Мир, в котором меня ждут. Ингрид

– Как же вы там живёте на земле? – Георг Меркурий многому удивлялся из её рассказов, но больше всего его расстраивало, сколько вещей и событий, совершенно привычных для любого ребёнка Междумирья, оказались для Ингрид в новинку. Хотя, с другой стороны, так легко было её порадовать и чем-то восхитить!

Лодка скользила по глади озера уже долго, небо всё больше серебрилось. Ингрид увидела через туман, как вдалеке на воде мелькнуло что-то белое. Она напрягла зрение (если слухом девочка похвастаться не могла, то зрение у неё было что надо) и рассмотрела: сквозь туман вдалеке плыл огромный белоснежный лебедь. Наблюдая за птицей, она не заметила, как опасно высунулась за край лодки, едва не нырнув в воду. В голову опять полезли неприятные воспоминания этого утра.

– С утра всякое видится, – произнесла Ингрид вслух. – Это с недосыпа, что ли?

Туман в центре озера всё больше рассеивался, и тут Ингрид увидела то, о чём говорил ей Георг Меркурий ещё по дороге в таверну, – Храм. Он, высокий и сияющий, возник из тумана в предрассветных сумерках. Его высокие стены из светлого мрамора росли прямо из скалистого побережья крошечного острова, на котором он был расположен. Спокойный, величественный Храм здоровался с ней тихим низким голосом, Ингрид опять почувствовала, как время остановилось. Это замирание времени её преследовало здесь повсеместно.

Уже был слышен журчащий плеск волн о скалы острова. Георг Меркурий молча наблюдал, как девочку охватывает атмосфера величия этого места. Нет, он не ошибался в такие моменты.

Они вошли на лодке в пещеру. Внутри был оборудован П-образный пирс, где стояло несколько пришвартованных лодок. Места там оставалось ещё много. Выйдя из лодки на причал, Георг Меркурий подал руку Ингрид, и она вложила свою ледяную ладонь в горячую его.

– Вы вся холодная, сильно замёрзли?

– Как обычно, – ответила она и только тут заметила, что просто окоченела от холода.

Они поднимались по крутой лестнице внутри скалы. Ступени были тускло освещены. Слышалось, как позади пришвартовалась ещё чья-то лодка, и с неё тоже сходили на пирс. Впереди через люк в потолке забрезжил неяркий свет. Они вышли на площадку прямо перед Храмом. Георг Меркурий снял шляпу и поклонился перед входом. Ингрид тоже поклонилась, потом осмотрелась по сторонам: только Храм, несколько скудных деревьев с осенней подсохшей листвой, а вокруг острова – огромное озеро, ещё затянутое туманом. По нему ползла вереница лодочек, над головой открывалось бесконечное небо. С одной стороны, за Храмом, оно серебрилось лучами восходящего солнца, с другой, где материк, было ещё темно и ничего не видно, кроме тумана. Небо казалось таким близким, что Ингрид протянула вверх руку, в надежде коснуться его. Простор кружил голову.

В Храм входили люди, поднимавшиеся по тому же пути, что и они вдвоём. Георг Меркурий и Ингрид тоже вошли в Храм. В его притворе было ещё темно, но внутри солнечный свет яркими лучами лился через алтарные окна. Раздался колокольный звон, Георг Меркурий сказал, что это знак начала службы. Потом он нырнул в какое-то подсобное помещение внутри Храма, вернулся с большой овечьей шкурой и вручил её Ингрид.

Девочка увидела других людей: они сидели на скамейках близ алтаря, ожидая праздничной молитвы. Это были преподаватели Ликеи и Академии и наместники Дворца. Ингрид узнала и Софию Хилию, и Персефону Стеллу, и Севастиана Эйлера; увидела длиннобородого старика – Николаса Трисмегиста. Сама она укуталась в шкуру и села на узенькую скамейку у самого притвора. Ингрид рассматривала щербатые стены старинного Храма и ощущала всё сильнее собственное недостоинство. Она думала об этом Храме, о лебеде на озере, о чудовищной фигуре, которую видела с утра, ещё о том, что здесь пока не произошло никаких казусов, связанных с её персональной неудачливостью, и том, как здесь прекрасно и замечательно…

Очнулась Ингрид, когда мраморная плита пола врезалась в её лицо. Ощущение холодной каменной твердыни, так резко и больно вошедшей в бровь и скулу под глазом, да хруст в шее взбодрили её почище любого будильника. Когда она разлепила веки и что-то простонала, то увидела начищенный носок ботинка близ своего лица. Обратив взор вверх, девочка обнаружила над собой гигантскую фигуру Ураноса Пифагора. Он в неудачный для Ингрид момент проходил неподалёку. Сейчас геометр, стоящий с подсветлой стороны, походил на мрачный силуэт. Перед глазами Ингрид ещё мелькали мушки и звёздочки, когда она поняла, что, пригревшись на скамейке в Храме под шкурой овцы, просто вырубилась и крепко проспала всю службу.

Лицо Сфериона выражало крайнюю степень озадаченной сдержанности. Вся поза профессора как бы говорила: только что здесь нанесли тяжкое оскорбление святому месту, а он взял на себя тяготу вразумления охальницы, и лишь дворянская честь не позволяет ему терять самоконтроль. Он повёл бровью, выдержал многозначительную паузу и презрительно хмыкнул, пока Ингрид приходила в себя.