Миракулум 1 (СИ)

  Дом Анике был большой, собранный из сосновых срубов. Он чем-то мне напомнил охотничий дом Рихтера, только шире - много пристроев для лошадей, для собак, для выделки шкур и хранении мяса. Большой двор с колодцем, маленькая крытая кузня в стороне.

  - Ты здесь одна живешь?

  - Одна.

  Она толкнула тяжелую дверь плечом, вошла сама и пропустила внутрь меня. Я ничего не видела, пока лесничая не зажгла лампаду. Сняв сапоги в сенях, пройдя глубже, через еще одну дверь, разожгла камин и приказала ждать. Я тоже разулась. При лучшем свете оказалось, что просторные сени и комната за ними были уютны. Странным показалось, что такая мужеподобная женщина может оказаться хозяйкой такого дома.

  - Иди сюда!

  Пройдя на голос, зашла на кухню, где Анике собирала охапками в корзину грязные, лоснящиеся тряпки. Она доставала их из щели от отодранной половой доски:

  - Неси это все и жги в камине. Дым черный. Если следить на осколке некому, или по темноте не увидят, или спать будут, я свою гончую отправлю. Моя псинка к травнице сквозь любую пургу, в любой мороз добежит, а сегодня погода ясная. Даже ветра нет.

  Пока я жгла промасленное тряпье, она ввела в дом крупную охотничью собаку. Та тявкала и ластилась, соскучившись по хозяйке, но Анике цыкнула ласково-строго, и велела лечь. Собака легла, не переставая вилять хвостом. Взяв заячью шкурку, макая палочку во что-то в горшочке, женщина присела на полу у огня и стала выводить слова с внутренней чистой стороны, а потом подсушила над языками пламени.

  - Взять, псинка! Взять!

  Собака схватила шкуру. Анике открыла ей двери из сеней на крыльцо, откуда заметно пахнуло холодом - комната успела потеплеть.

  - Травы, псинка! Травы! Бегом!

  Она рванула с места и исчезла.

  - Добежит, даже если издохнет. А та, если срочных вестей не будет, отправит ее обратно завтра.

  Я вспомнила о женщине, что выхаживала меня в селении. Не она ли травница?

  - Брось пока. Пойдем осмотришь дом, а потом я покормлю животных, и вернемся. В эти двери даже не заходи, тебе не надобно. Выход, если что, есть еще с кухни. Вот здесь укроетесь, пока не приду. - Она с лампадой в руках провела меня по узкому проходу в правую часть дома. - Здесь баня. Натопите. Знаешь, как?

  - Кажется...

  - Вода здесь залита, сюда дрова. Как нагреется, откинешь крышку чана, горячей воды можно начерпать в лохань для помывки. В ведрах колодезная вода, холодная. В углу плошки, огниво, бритва, ножницы, если нужно и начищенный медный лист. Зеркалами не богата. Мыться сразу, чтобы до утра никакого дыма из труб не видно было. Соседняя комната тоже протопится, не замерзните.

  Анике открыла соседнюю дверь:

  - Здесь два лавки, шкуры, корзину с едой под окошком оставлю. Воды для питья и из банной возьмете, если нужно. Сидеть тихо, на звуки не выходить. Пока я сама дверь не открою, ясно? Одежду я вон оставила... - тут она запнулась, замолчала ненадолго. - Чтоб все, в чем в плену был, до нитки - свернул в мешок, заткнете куда-нибудь. Жечь не смей, протопить раз только баню можно. А там... то, верно мужику твоему большое будет... Крупнее моего Януша в округе ни одного не было... да подпоясается пусть, и подвернет рукава, если надо. Другой одежды все равно нет. Пошли до конюшни.

  В конюшне пока никаких лошадей не было. Под дерюгой и сеном лесничая показала мне несколько крестьянских курток и сапог.

  - Сколько смогла, столько и натаскала, шестерым не хватит, но пусть сами смотрят - кто теплее одет и лучше обут. Ты только не мешкай с ними, голос железный сделай, чтобы не перечили. Промедление смерти подобно. Ты на себя не смотри, что мелкая, не робей. Говори зло. Умей приказывать. Заумничают, захотят остаться или бежать по-другому, убейся, а пресеки! Ясно?!

  И Анике рявкнула на меня так, что я пошатнулась.

  - Вон там, видишь, уходит дорога в лес - охотничья. По ней уже верхом. Пусть до травницы добираются, а она уже знает, где всех схоронить.

  Она покормила собак, погасила огонь, плотно закрыла дверь. И только на обратном пути, что мы шли в молчании, я спросила:

  - Кто такой Януш, Анике?

  - Муж мой. Застрелил его насмерть сынок баронский за то, что одна охота не удалась... так через годок тварь эту моя стая загрызла, когда на прогулке конь не туда понес. Что поделать, несчастье - волков в лесу развелось много, так я говорила, и все говорили. А если б я в тот день рядом была, когда на Януша моего эта мразь арбалет подняла, я бы горло всем перегрызла - и сынку, и всей его свите... я бы хребты выдрала, шеи переломала... я про любовь знаю...

  Лесничая заплакала. Тихо, сдержанно, скупыми слезами. Потом утерлась рукавом, оскалилась, и стала прежней.

  Добежала псинка. Слухи, что потом гуляли по Раомсу донесли, как бесславно прошла охота на повстанцев. Даже хитрые уловки Леира с богатыми обозами, важными курьерами, не удались - за весь трехдневный путь никто не напал ни на малую охрану обоза, ни на посланцев. По пяти ближайшим селениям все было тихо - жизнь текла мирно.