Мировая революция. Воспоминания

Я не клевещу на немцев, говоря, что их литература во время войны была грубо шовинистической, качественно и количественно на том же уровне, что и немецкая публицистика и журналистика, гнавшие в Берлине так же, как в Вене и Будапеште – всех в войну. Штильгебауэр (я его читал в английском переводе), потом Унру и еще немногие были исключением, как и Ферстер, Шюкинг, Ниппольд, Грелинг и др.

Как деталь приведу, что я умышленно следил за Эльзас-Лотарингской школой; меня интересовало, как в ней (например, у Флаке) проявляется влияние французских соседей – удивительная комбинация парижской упадочности и «приватдоцентской» учености.

В своем первом труде «Самоубийство как массовое общественное явление современной цивилизации» (1881) я пытался объяснить удивительный и страшный факт, что в новую эпоху, начиная с конца XVIII века, всюду в Европе и в Америке как раз у образованных, именно наиболее образованных народов растет количество самоубийств; это достигает такой степени, что о склонности к самоубийству приходится говорить, как о патологическом состоянии современного общества. Эта склонность современного человека к самоубийству находится в связи с увеличивающимся психозом.

Подробным анализом причин и мотивов отдельных самоубийств я был приведен к познанию, что главной побудительной, а часто и решающей причиной самоубийства является ослабление характера из-за потери веры. В исторической перспективе современная склонность к самоубийству и состояние психоза являются последствием переходного состояния и невыработанности нового мировоззрения и недостаточной организации на нем основанного общества.

Средневековая католическая теократия утвердила в целом христинском свете единое мировоззрение и соответствующий ему моральный и политический режим; но католическая теократия в Новое время – тем-то оно и ново! – падала и падает: научная, философская и художественная революции, политическая и социальная революции характеризуют переход от Средних веков к Новому времени. Юм и-Кант, скепсис и попытка преодолеть скепсис – вот два глашатая новой эпохи. Эпоха, очевидно, переходная, стадия духовной и моральной анархии: установившийся, всеми признанный авторитет церкви пал, должен был пасть из-за своего абсолютизма, из-за преждевременного, искусственного и насильственного установления всеобщего мировоззрения и политического режима. В противовес этому духовному абсолютизму по всей линии вспыхнула революция, в самой церкви и помимо церкви. Всеобщее единение, вселенскость, длительная вселенскость не могут быть диктуемы, вынуждены, они должны быть достигнуты свободным соглашением на основании опыта и разума. Человек возмутился и взбунтовался против непогрешимости, абсолютизма и инквизиторства; так развился революционный, чрезмерный индивидуализм и субъективизм, ведущий к солипсизму и эгоцентризму, т. е. к духовному и моральному одиночеству, к всеобщей анархии вместо прежней вселенскости: скепсис, критика, ирония, отрицание и неверие подавили веру и способность верить, человек стал беспокойным, непостоянным, изменчивым, нервным; при значительной энергии, часто искусственно увеличиваемой, он впадал в утопизм, при постоянном искании и предприимчивости он был обманут, постоянно обманут; идеалист бросался в наслаждения, но не находил удовлетворения; так распространялся пессимизм не только теоретический, но и практический – нерадостный взгляд на жизнь и неудовлетворенность, недоброжелательность и отчаяние, а отсюда же усталость, нервность, психоз и склонность к самоубийству.

Современное общество, рассматриваемое с психофизической точки зрения, является патологически раздраженным, разбитым, расщепленным – оно как раз в состоянии перехода, перерождения; в количестве самоубийств я нахожу прямо арифметическую мерку для этой душевной, моральной и одновременно физиологической болезненности. Число самоубийств достигает теперь в Европе и Америке около 100 00 человек в год! Характерно возрастающее количество самоубийств детей. Сосчитаем жертвы самоубийства для тех, на кого действуют только крупные цифры, за десять, пятьдесят лет – миллион, пять миллионов! А мы пугаемся статистики войны, даже мировой войны! Отчаяние в себе и в жизни и самоубийство хотя бы одного ребенка не являются ли более трагичными, а для жизни человека и культурных народов более важными, чем все жертвы войны? А каково это общество, какова его организация, каково его моральное состояние, что оно может спокойно и безразлично это переносить?

Но более полный разбор проблемы самоубийства и склонности к самоуничтожению желающий найдет в моей книге.