Мировая революция. Воспоминания

В полнейшем неуспехе Вена была сама виновата из-за своей тактической и политической неловкости; в Париже были прямо оскорблены, когда для переговоров в Швейцарии в половине октября, еще перед манифестом Карла, был выбран граф Андраши, который с самого начала войны высказывал свое германофильство не меньше, чем Тисса; и этому германофилу в такой решающий для Австрии момент Карл доверил иностранную политику. Если у графа Менсдорфа и барона Хлумецкого была задача привлечь на сторону Австрии самого Клемансо, то подобные с точки зрения старых дипломатических норм неловкости и бестактности не могли им помочь. У меня есть достоверные сведения, что после этого ни Клемансо, да и никто вообще, из правительственных лиц не были склонны к австрийским уговорам.

Союзники долго ждали от Австрии точного и ясного расторжения союза с Германией, точно так же, как Англия ждала в 1917 г. ясного заявления о Бельгии, а Франция об Эльзасе и Лотарингии. На этом основании переговоры о мире могли начаться ранее, а Вена могла, быть может, спасти себя от падения, если бы отказалась от Германии и выступила против своего союзника. Венская неоткровенность так далеко, однако, не заходила, конечно, не из-за своих характерных качеств, но из страха перед мадьярами и немцами. Вена решилась заключить сепаратный мир и приняла условия Вильсона, но этого было мало, мало особенно во Франции, куда были направлены взоры Карла с самого его вступления на престол.

На основании программы Ламмаша, если бы она скоро и энергично проводилась (у меня впечатление, что Ламмаш был без влияния), Вена могла еще сравнительно многого добиться. Ламмаш предлагал, чтобы на мирной конференции были представители всех народов и чтобы на конференции были разрешены и территориальные вопросы; как уже было сказано, Ламмаш даже предоставлял конференции право разрешить вопрос о федеративной форме государства. На этом основании Вена могла на мирной конференции действенно защищать свое дело и, что касается нас, прибегать к аргументам ad hommes; подобным образом действовала австрийская мирная делегация в Париже.

Вена могла указывать не только на заявление д-ра Гроша и подобные акты, но прежде всего на опровержение (desaven) депутатов; она бы могла приводить в доказательство заявление во вновь открытом парламенте, где наши представители внесли предложение создать федеративное государство, а также и некоторые другие тактические шаги чешской депутации. Переворот бы не был препятствием; конечно, наместник Кудингове пустил бы в ход свои утверждения. Обращение Тусара к солдатам и иные акты были бы дальнейшими звеньями венского политического силлогизма.

Тем важнее становится в связи со всем этим женевское свидание, то есть тот факт, что Национальный комитет в лице своего председателя д-ра Крамаржа вступил в соглашение с нашим первым министром иностранных дел как с представителем нашего правительства, признанного союзниками, с ясной и определенной антиавстрийской программ, которую д-р Бенеш мог предоставить союзникам в Париже. В свете женевских соглашений уже нельзя было использовать в пользу Вены упомянутые политические акты, которые были совершены во время войны под давлением австрийской солдатчины, а равно и тактических шагов при перевороте в Праге.

Сама Австрия, император и правительство признали в конце войны фактически и юридически наше право на независимость; сюда относятся все обещания и попытки перестроить Австрию в 1917 и 1918 гг. На это же был направлен и поддерживаемый наместником Куденгове план императора Карла короноваться о Праге; этот умысел был разбит членами правительства и, кажется, нашей угрозой, что коронация обратится в позор. О плане и приготовлениях к коронации я слышал в Америке; дома я слышал что-то о подготовке провокационного покушения на коронационный поезд.

Большое значение имеет тот факт, что Австрия сама признала точку зрения Вильсона, высказанную им 18 октября относительно права чехословаков на государственную независимость, и что это признание подписал, как австро-венгерский министр иностранных дел, венгерский политик Андраши. Так же, как манифест Карла, и это признание было попыткой удержать Чехию.

Немецкие круги обвиняли австрийское правительство в том, что оно выдало нашим делегатам паспорта в Женеву, зная, что там сойдутся делегаты заграничные и с родины. Это обвинение, однако, не соответствует тому положению, в котором Вена оказалась после ответа Вильсона; выдача паспортов, чем свидание в Женеве было облегчено, являлась не актом, что-либо предрешающим в государственно-правовом отношении, а лишь попыткой привлечь чешских представителей при помощи таких любезностей на свою сторону.

Бывший австрйиский министр Редлих указывает на то, что немецкие партии, основав формально 21 октября австрийское государство, опередили все остальные народы в деле разложения Австрии; он признает, что манифест 16 октября мог быть правовой основой для выступления этих народов. В противовес этому необходимо отметить, что политические цели Вены и Праги были различны.