1930-е гг. подарили миру много незабываемых примеров мошенничеств во главе с банкротствами Bank of the United States Айвара Крюгера и компании Middle West Utilities Сэмюеля Инсулла. В своем увлекательном описании событий на Нью-Йоркской фондовой бирже в период с 1929 по 1933 г. Барни Уигмор отметил, что репутация Инсулла была безнадежно испорчена в тот момент, когда он бежал из Соединенных Штатов, чтобы уйти от грозящего ему, как он думал, наказания по тем обвинениям, по которым он впоследствии был оправдан. Уигмор утверждал, что Иисулл был блестящим управляющим, который на волне покупательского бума приобретал плохо управляемые компании за суммы, многократно превосходящие стоимость их капитала. Такие покупки Инсулла поместили его холдинговую компанию под долговой пресс, а процентные платежи обесценили стоимость активов владельцев акций в период депрессии 1930-х гг. [62]. Уигмор осторожен в оценке рыночных методов нью-йоркских банков и их инвестиционных филиалов. Альберт Уиггинс из Chase Bank имел репутацию «самого популярного человека на Уолл-стрит», но она была подорвана после того, как расследование Сената доказало, что Уиггинс заключал сделки сам с собой на деньги банка, филиалов и своих клиентов. Чарльз Митчелл из National City Bank и инвестиционного филиала этого банка — National City Company — тоже активно торговал на рынке, пользуясь при этом инсайдерской информацией об изменении уровня прибыли интересующих его компаний [63].
Похоже, что по масштабам коррупции 1980-е и 1990-е гг. существенно превзошли 1920-е. Одно из объяснений этого факта состоит в том, что за прошедшее время произошло падение моральных устоев. Второе объяснение связано с существенным изменением в сторону увеличения размера награды, получаемой коррупционером за тот риск, которому он себя подвергает. Опционы на акции позволили получать гораздо более высокую премию в случае финансового успеха. Финансы были демократизированы. Третье объяснение указывает на значительное усиление роли дипломированных аудиторов, чья деятельность была узаконена с подачи Комиссии по ценным бумагам и биржам в 1930-х гг. Изначально задачей аудиторов было защитить инвесторов от финансовых уловок корпоративных менеджеров, которые имели склонность к преувеличению объемов материальных запасов и дебиторской задолженности. Аудиторским фирмам платили за проведение проверок или за удостоверение показателей, представляемых финансовыми директорами корпораций. Аудиторы, возможно, и были опекунами общественного интереса, но их услуги оплачивались теми самыми корпорациями, ревизию бухгалтерской отчетности которых они проводили. Некоторые из проверяемых корпораций обращались к аудиторам с недвусмысленными предложениями, и те были вынуждены выбирать между закрытием глаз на ошибки в отчетности и потерей выгодного клиента.
Не существует точных данных, которые позволили бы судить о динамике изменения масштабов финансовых нарушений и мошенничеств на протяжении нескольких столетий. Повышение степени «зубастости» журналистов может означать, что факты неправомерных действий должностных лиц со временем все с большей вероятностью становились достоянием общественности (хотя сами методы обмана публики, возможно, и не изменились). Риск разоблачения увеличивается; на другой чаше весов лежит прибыль, размер которой растет еще быстрее. Мартин Майер в своей книге «Банкиры» не задерживается на предостережениях против возможного обмана, а Джеймс Гиббонс еще в 1859 г. заметил следующее: «Доказательства существования сегодняшних банковских мошенничеств не позволяют однозначно судить о том, был ли преступник честен вчера» [64]. Далее Гиббонс акцентирует внимание на том, что «читателю может показаться, что единственный случай является доказательством существования целой системы обмана; и это порождает предчувствие мошенничества» [65].
Слова Гиббонса, сказанные в 1859 г., до сих пор справедливы. Принято считать, что банки и банкиры должны являться «образцами честности», и, возможно, некоторые из них таковыми и являются. Большое количество банков активно кредитовали Long-Te?7n Capital Management [LTCM] в 1990-х гг., в то время, когда этот хеджевый фонд считался одним из самых инновационных в своей о])ере. (Термин «хеджевый фонд» — от слова «hedge», означающего страхование от потерь — создает впечатление о том, что управляющая фондом компания диверсифицирует свой инвестиционный портфель таким образом, чтобы максимально уменьшить степень риска, в то время как на самом деле хеджевые фонды в своей деятельности активно привлекают заемные средства ради увеличения доходности для своих акционеров и инвесторов.) LTCM демонстрировал замечательную доходность, по крайней мере, до момента своего краха. Банки охотно кредитовали LTCM, поскольку они стремились поучаствовать в сделках фонда и, соответственно, в его прибыли. Однако весной и летом 1998 г. LTCM столкнулся с финансовыми трудностями.