По оценкам, примерно треть нашей западной цивилизации имеет признаки еврейского происхождения. Его силу мы ощущаем в именах, которые даем детям: Адам Смит, Ной Уэбстер, Авраам Линкольн, Исаак Ньютон, Ребекка Уэст, Сара Тисдейл, Бабушка Мозес. Микеланджело чувствовал ее, когда ваял своего Давида и расписывал потолок Сикстинской капеллы, Данте – когда писал «Божественную комедию», Мильтон – сочиняя «Потерянный рай». Общественная жизнь США носит неизгладимую печать своего еврейского наследия: выражение «их Творцом» в Декларации независимости; слова «и объявите свободу на земле» на Колоколе Свободы. Однако подлинное влияние древних евреев заключено в степени, в которой западная цивилизация придерживается их точки зрения на глубочайшие вопросы, поставленные жизнью.
Когда же мы, помня о влиянии, оказанном мнением евреев на западную культуру, обратимся к их земле, их народу и истории, оказавшим это влияние, нас ждет шок. Вопреки всем нашим ожиданиям, мы не увидим ничего впечатляющего и поразительного. Во временном отношении евреи появились на исторической сцене довольно поздно. К 3000 г. до н. э. («до нашей эры», как они предпочитают называть период до Рождества Христова) в Египте уже высились пирамиды, Шумер и Аккад представляли собой империи. К 1400 г. Финикия создавала колонии. А какое место занимали евреи среди этих значительных событий? Их никто не замечал. Крохотная группа кочевников, скитающихся по северной части пустыни Аравийского полуострова, была слишком неприметной, чтобы великие державы обращали на нее внимание.
Когда же наконец евреи перешли к оседлому образу жизни, выбранные ими земли производили столь же невнятное впечатление. Занимая 240 км в длину от Дана до Беэр-Шевы (Вирсавии) и около 80 км в ширину на уровне Иерусалима, но гораздо меньше в большинстве других мест, Ханаан представлял собой крошечный пятачок территории, размером примерно с одну восьмую Иллинойса. Рельеф не искупал недостаток площади. Гости Греции, посещая гору Олимп, без труда могли вообразить, почему боги избрали ее своим местом жительства. Ханаан же, напротив, был «невзрачной и однообразной землей. Неужели пророки метали молнии убеждения с этих мирных холмов, где все настолько открыто небу? – задавался вопросом Эдмунд Уилсон, побывав в Святой Земле. – И здесь бушевали кровопролитные войны Священного Писания? Насколько же маловероятным кажется оно [появление Библии] в истории этих спокойных невысоких пригорков, испещренных камнями и стадами, под бледным прозрачным небом!»[216]
Даже история евреев, если рассматривать ее извне, оказывается малозначительной. Безусловно, скучной ее не назовешь, но по внешним меркам, она очень похожа на истории бесчисленного множества других малых народов – скажем, балканских, или, может быть, коренных народов Северной Америки. Малыми народами вечно помыкают. Их вытесняют с их территории, они отчаянно пытаются туда вернуться. По сравнению с историей Ассирии, Вавилона, Египта и Сирии еврейская относится строго к низшей лиге.Если ключ к достижениям евреев скрыт не в их древности и не в масштабах их территории и истории, тогда где же он? Это одна из величайших головоломок истории, для которой был предложен ряд решений. Мы рассмотрим следующее предположение: евреев вырвала из безвестности и вознесла к непреходящему религиозному величию их страсть к смыслу.
Смысл в Боге
«В начале сотворил Бог…» С самого начала и до конца поиски евреями смысла коренились в их представлениях о Боге.
Каким бы ни было мировоззрение народов, в нем должен приниматься во внимание «другой». Этому есть две причины. Во-первых, никто не будет всерьез утверждать, что возник сам собой, следовательно, и другие люди (будучи такими же человеческими существами) не могли создать себя сами. Отсюда следует, что человечество взялось из чего-то отличного от него. Во-вторых, каждый в тот или иной момент обнаруживает, что его силы ограничены. Например, когда камень оказывается настолько тяжелым, что его невозможно поднять, или когда цунами смывает деревню. Стало быть, к Другому, из которого возник человек, прибавляется универсальный Другой, подчеркивающий чьи-либо ограничения.
Объединяя этих двух неизбежных «других», люди гадают, есть ли в этом смысл. Четыре характеристики могут стать препятствием: приземленность, хаотичность, аморальность или враждебность. Триумф еврейской мысли заключается в ее отказе подчинить смысл какой-либо из этих альтернатив.
Приземленности евреи сопротивлялись, персонифицируя «Другого». В этом случае они были заодно со своими древними современниками. Концепция неодушевленной, грубой, неживой материи, управляемой слепыми обезличенными законами, – более поздний проект. Для древних народов солнце могло дарить благо или обжигать, земля – быть плодородной, дождь мог быть и ласковым, и страшным ливнем, и тайну рождения вместе с реальностью смерти не следовало объяснять как сгустки вещества, подчиняющиеся законам механики. Они представляли собой компоненты мира, насквозь пронизанного чувствами и намерениями.