Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии

Следующим его решением было присоединиться к группе аскетов и честно попытаться следовать их путем. Неужели помехой для него служит собственное тело? Он сломит его волю и преодолеет его вмешательство. Обладатель огромной силы воли, будущий Будда превзошел своих товарищей во всех видах аскезы, которые они предлагали. Он ел так мало – во время одного из постов всего шесть зернышек риса в день, – что «когда мне казалось, что я дотрагиваюсь до кожи на моем животе, на самом деле я держался за собственный хребет». Он стискивал зубы и прижимал язык к небу, пока «пот не стекал из моих подмышек». Он задерживал дыхание, пока не возникало ощущение, «будто ремень затягивается на моей голове»[52]. В конце концов он так ослабел, что лишился чувств, и если бы рядом не оказалось девицы Суджаты, накормившей его теплым рисом, сваренным в молоке, мог бы и умереть.

Этот опыт убедил его в тщетности аскезы. Он отдал ей все силы, какие только мог, и не преуспел, – так и не достиг просветления. Но в отрицательных результатах есть свои уроки, и в этом случае фиаско с аскетизмом обеспечило Гаутаме первый элемент построения собственной программы: принцип срединного пути между крайностями аскезы с одной стороны и потворством своим желаниям с другой. Это концепция умеренной жизни, в которой телу дается все необходимое для оптимального функционирования, но не более того.

Отвратившись от умерщвления плоти, Гаутама посвятил последний этап своих исканий сочетанию жесткой дисциплины мышления и мистической концентрации по образцу раджа-йоги. Однажды вечером близ Гаи в северо-восточной Индии, южнее современного города Патна, он сидел под священным фикусом, в дальнейшем прозванным «деревом Бо» (сокращение от бодхи, или просветления). Позднее это место стали называть «местом неподвижности», так как предание гласит, что Будда, предчувствуя, что удача уже близка, в тот судьбоносный вечер поклялся, что не встанет, пока не обретет просветления.

Согласно свидетельствам, первым событием этой ночи стал эпизод с искушением, напоминающий об Иисусе накануне его служения. Злой демон, понимая, что успех его врага неизбежен, поспешил к тому месту, чтобы нарушить его сосредоточенность. Сначала демон напал на противника в облике бога чувственного желания Камы, явив трех пышнотелых женщин с их соблазнительной свитой. Когда же будущий Будда остался недвижим, искуситель принял облик Мары, повелителя смерти. Его могущественное войско обрушило на взыскующего ураганы, проливные дожди, град пылающих камней, но Гаутама настолько всецело избавился от конечного «я», что оружие не находило цели, чтобы поразить ее, и превращалось в цветочные лепестки, попадая в поле его сосредоточения. Когда же Мара, в отчаянии прибегнув к последнему средству, стал оспаривать право Гаутамы на то, чем он занят, тот коснулся земли кончиком пальца правой руки, и земля откликнулась рокотом «я свидетельствую за тебя», повторив его сотней, тысячей, сотней тысяч громовых голосов. Войско Мары было обращено в бегство, восхищенные боги спустились с небес, чтобы восславить победителя гирляндами и благовониями.

Затем, пока с дерева Бо в эту полнолунную майскую ночь сыпались дождем алые бутоны, медитация Гаутамы с каждой стражей становилась все глубже, и наконец, когда в ясном небе на востоке засияла утренняя звезда, его разум проткнул-таки последний пузырек вселенной, обратил его в ничто лишь затем, чтобы, о чудо из чудес, обнаружить, что он удивительным образом возник вновь в блеске истинного бытия. Великое пробуждение свершилось. Сущность Гаутамы преобразилась, он явил Будду. Это событие имело космическую значимость. Все сотворение наполнило утренний воздух кликами радости, земля сотряслась на шесть ладов от изумления. Десять тысяч галактик благоговейно содрогнулись, и на каждом дереве расцвели лотосы, превратив всю вселенную «в букет цветов, вращающихся в воздухе»[53]. Блаженство этого неизмеримого опыта удерживало Будду прикованным к месту в течение целых семи дней. На восьмой он хотел было подняться, но на него обрушилась новая волна блаженства. Так он провел в упоении и восхищении общим счетом сорок девять дней, после чего его «блистательному взгляду» предстал мир.