Миртаит из Трапезунда

Ранним утром меня и нескольких солдат, вместе с которыми я ночевал на жестких лежанках в большой комнате казармы, разбудил друнгарий Леонид. Я торопливо натянул свою одежду: штаны и короткую синюю тунику, сшитую из грубого льна. Гораздо больше времени мне пришлось провозиться со шнурами защитной кирасы, плотно затянуть на себе которую, у меня получилось далеко не с первой попытки. Быстро проглотив наваристую похлебку, что по утрам полагалась императорским солдатам, я надел пояс с коротким мечом в ножнах и, взяв в руки чуть погнутый на затылке серебристый шлем, направился к выходу из казарменного барака.

Мои сотоварищи по ночлегу были давно во дворе. Все непривычные для меня действия по облачению в военное обмундирование они проделали намного быстрее и теперь были заняты тем, что седлали своих лошадей. Мельком оглядев казарменный двор, я насчитал пятнадцать коней. Получалось, что в таинственное путешествие на запад отправляемся: я, господин Агапит, друнгарий Леонид и двенадцать императорских солдат, среди которых я заметил и Демира.

Несмотря на ранний час, Никита Схоларий был на ногах и давал свои последние указания Агапиту. Помощник великого логофета был одет в роскошное и, на мой взгляд, даже излишне вычурное военное облачение, состоящее из бронзового, до блеска отполированного, чешуйчатого доспеха и шлема конической формы с золочеными вставками по бокам. Левой рукой Агапит уверенно сжимал рукоять длинного меча, что покоился в ножнах, украшенных изящным орнаментом и драгоценными камнями.

Завершив свои наставления, великий логофет подошел ко мне и строго заявил:

– Сегодня ты отправляешься к туркоманам77, что называют себя чепни78. Я приказываю тебе, наблюдать и внимательно слушать все то, о чем они будут говорить у себя в лагере, пребывая в полной уверенности, что ты не понимаешь ни единого слова из их речи.

– Да, господин, – кивнул я, в первый раз услышав о каком-то неизвестном мне туркоманском племени.

– Если они замышляют недоброе против нас, то я хочу об этом знать, – продолжил наставлять меня Никита Схоларий.

– А кто является главным у чепни? – осмелился спросить я.

– Разве Агапит ничего не рассказывал тебе о предстоящей поездке?

– Нет, – сказал я чистейшую правду, и мне не было жаль, если за эту оплошность высокомерному Агапиту достанется выговор от Никиты Схолария.

– Ох уж этот дрянной мальчишка со своими играми! – без явного гнева, но с легким укором заметил императорский чиновник, и я вновь удивился тому, как суровый Никита Схоларий терпит при себе такого своенравного помощника. – Запомни, Филат, мне нужно знать, что в действительности замышляет Авшар79, брат бея Давлета80, который правит туркоманским племенем чепни на западных границах нашей империи. Авшар утверждает, что он – наш верный друг и союзник, который при поддержке императора готов пойти против брата и свергнуть его власть у чепни. Однако полной уверенности в этом тюрке у меня нет.

– Я все понял, господин, – подтвердил я, ведь главная цель моей поездки начала проясняться.

– Не волнуйся, Агапит по дороге обязательно расскажет тебе больше необходимых подробностей. Свое дело этот мальчишка знает, – уверил меня великий логофет и, звучно хлопнув по плечу, добавил. – Удачи тебе, парень!

Мне подвели пегую лошадь, ту самую, на которой я вчера приехал из Цитадели. Настоящей клички кобылы я не знал, поэтому так и стал называть ее Пегая. Лошадь как будто была не против и даже отзывалась мне.

Наш небольшой отряд двинулся в путь. Во главе ехали господин Агапит и друнгарий Леонид. Я пристроился в середину отряда и пустил свою Пегую рядом с черным конем Демира. Мой друг выглядел грустным, и мне показалось, что он не рад предстоящей нам дальней дороге.

– Наконец-то мы вместе с тобой отправляемся на важное задание, – сказал я Демиру по-турецки, чтобы никто из солдат не смог понять нашего с мусульманином разговора.

– Я рад, – как-то вяло отозвался мой друг.

– По твоему голосу этого не скажешь…

– Я не собирался покидать Трапезунд в ближайшее время, – признался мне турок.

– Ирис? – конечно же, я понял причину такого настроения Демира.

– Получается, Гупин, что мы ее бросаем, – горячо заявил мой друг.

– Вовсе нет, ведь монахиня осталась под присмотром твоей матушки.

– Не называй ее так.

– Ладно, не буду, – скрепя сердце, согласился я. – Ирис находится в безопасности, и, поверь мне, наш непредвиденный отъезд только к лучшему.

– Почему? Я вот так не думаю.

– Об этом я и хотел с тобой поговорить, – начал было я, но был вынужден прерваться.

Наш отряд покинул дорогу, тянущуюся по едва пробуждающемуся западному пригороду Трапезунда, и выехал на широкий тракт, где мы сразу подняли лошадей в галоп. С неохотой мне пришлось признать, что разговор с Демиром о господине Дамиане и Ирис придется отложить до первого привала.