Миры Артура Гордона Пима

О, первая Французская революция! С Французской революцией все в порядке. Там борьба велась не против богатых, но против насквозь прогнивших церкви, государства и общественного строя. И никто не утверждает, что коммерческое сословие безупречно; все сословия должны подчиняться разумному «писаному закону». Я лишь утверждаю, что отнимать, полностью или частично, накопления коммерческого сословия ошибочно и глупо. Все состоятельные граждане у нас либо сами занимаются коммерцией, либо разбогатели через коммерсантов, ибо сейчас у нас все состоятельные владельцы недвижимости – это коммерсанты, вложившие избыточные деньги в землю. О да, их нужно контролировать, но в самом строгом контроле нуждаются отнюдь не бизнесмены.

И с этими словами доктор Каслтон вылетел из комнаты и бросился вниз по лестнице, а я вскоре лег спать.

Глава четырнадцатая

На следующий вечер, задолго до назначенного часа, Артур уже сидел в самом неприметном уголке моей гостиной, который, похоже, выбрал в качестве своего постоянного места. Как обычно, доктор Бейнбридж явился ровно в восемь. Он по обыкновению задумался на пару минут, а потом бросил взгляд на карту, которую я каждый вечер расстилал на столе, и продолжил повествование:

– Вчера вечером мы дошли до момента, когда спасательный отряд, поднявшись по Заливу Вулканов, собрался высадиться у подножья огромной горы под названием Олимп (если речь шла отдельно об упомянутом ранее восьмильном пике, слово «Олимп» предварялось хилилитским аналогом слова «гора». Если вы посмотрите на карту повнимательнее, вы заметите вот здесь, неподалеку от крайней оконечности Залива Вулканов, подобие узкой бухты, врезающейся прямо в горный склон. Но это не бухта, а пролив, соединяющий Залив с Кратерным озером – очень глубоким озером, поверхность которого находится несколькими тысячами футов ниже краев кратера, расположенного на значительной высоте чуть южнее Горы Олимп. Он представляет собой бурную речку, текущую по дну глубокого ущелья, которое я не смог толком изобразить на карте, поскольку оно слишком узкое: всего от десяти до ста футов в ширину. Такого рода ущелья у нас называются каньонами; отвесные стены данного каньона поднимаются в среднем на высоту десяти тысяч футов. По обеим сторонам ущелья, высоко над потоком вьются тропинки – удаленные на безопасное расстояние от обрывов, но чрезвычайно петлистые, – по которым можно подняться от залива к озеру, преодолев, с учетом всех извивов, в общей сложности около тринадцати миль. Вершина с Кратерным озером возносится на высоту примерно шести миль; поверхность же озера находится на высоте примерно четырех миль над уровнем моря, а высота берегов составляет около десяти тысяч футов. Длина прямой линии, проведенной по склону горы, составила бы порядка восьми-девяти миль.

В непосредственной близости от залива стены каньона имеют около ста футов в высоту, и расстояние между ними примерное такое же; но по мере подъема в гору стены становятся все выше и выше и одновременно сближаются друг с другом. Кое-где они буквально нависают над потоком и почти смыкаются: в одном месте расстояние между ними сокращается до трех футов. В трех милях от залива ширина ущелья составляет двадцать футов, и на протяжении оставшихся пяти миль внизу она уже не меняется; но на верхнем уровне постепенно увеличивается и в конечном счете достигает приблизительно шестидесяти футов. В пяти милях от залива высота стен доходит до полных десяти тысяч футов и дальше, до самого Кратерного озера, уже не уменьшается.

Наш отряд начал подниматься в гору по одной стороне этого каньона, или колоссальной расселины: похоже, Дирегус откуда-то знал, что идти следует именно таким путем. Когда они прошли мили три, впереди показался молодой человек, идущий навстречу, но по другой стороне расселины. Это был привлекательный юноша, одетый в простое грубое платье; плавность и грациозность движений изобличала в нем представителя благородного сословья. Когда они поравнялись, разделенные теперь лишь шириной ущелья, Петерс заметил, что у молодого хилилита смеющийся взгляд, полный лукавства, но одновременно умный.

Дирегус знал юношу, и они двое завязали разговор. Это был один из изгнанников по имени Медозус. Дирегус вскоре выяснил, что изгнанники уже давно знали о безумии Апилуса, что три дня назад его состояние резко ухудшилось, а накануне с ним случился приступ буйного помешательства, продолжавшийся несколько часов кряду. Медозус ничего не знал о похищении Лиламы, но тремя часами ранее видел Апилуса в одной-двух милях от Кратерного озера.

При этом известии всех охватило горячее желание продолжить путь, но Медозус в свою очередь хотел задать несколько вопросов, и Дирегусу пришлось задержаться из вежливости и ответить на расспросы бедного изгнанника.