Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса

И бедные, слепнущие от вульгарного «великолепия», бирюзовые глаза.

— Позо-о-ор! Подъёо-ом!

Однако Лита невозмутимо лежала в постели, накрывшись с головой, не реагируя внешне на кваканье.

— Я сказала, подъём, бесстыжая! — попыталась стянуть одеяло с дочери разъярённая мамаша.

Может, это и некрасиво, но мелкий пакостник с трезубцем, притаившийся внутри меня, ликовал, похрюкивая, подбрасывая пятачком попкорн, обволакивая мои рецепторы карамельным вкусом истинного удовольствия… Мы с ним тайно смаковали яркий момент отчаянной паники извращенки.

— Ну, ма-а-ам! Голова боли-и-ит… — захныкала Лисица, всё ещё удерживая шёлковое малиновое укрытие.

— Меня не волнует! Не надо было напиваться! Вы опозорили меня! О-по-зо-ри-ли! Катастрофа! Посмотри на это!

И только сейчас я обратила внимание на свёрток в руке Кобры. Она трясла скрученной в трубочку газетой — детищем местного издания, активно публикующего «скандалы-интриги-расследования». Всё шокирующее из жизни элитных семейств Сан-Франциско.

— Ой ё-ё-ё… Только не говори, что… — шкодливо покосилась на ненавистное исчадие жёлтой прессы.

— Видите, в какое положение вы нас поставили?! А-а-а! — яростно бросила в меня макулатурой Бестия.

— Ш-шмяк!

Сверхчудом успела поймать упругие листы, нацелившиеся разлететься по комнате.

Только вгляделась в них, обнаружила картину прошлого вечера, которая и так, как заезженная пластинка, снова и снова прокручивалась перед внутренним взором, бесконечно проникала в сон. Всю ночь.

Не моргая, я созерцала распечатанный флешбэк из памяти.

Каскадный исполинский заголовок гласил:

«ВОПИЮЩИЙ ПОЗОР В САМОМ СЕРДЦЕ ПАСИФИК-ХАЙТС!»

«ПЬЯНСТВО И РАСПУТСТВО В ГОЛДСВАМП-МЭНОРЕ!»

«НАСЛЕДНИЦА МНОГОМИЛЛИАРДНОГО СОСТОЯНИЯ — АЭЛИТА ПАТРИСИЯ ГОЛДСВАМП — ВЛЮБИЛАСЬ В ПЛЕБЕЯ!»

— А-а… — в шоке, накрыла я рот ладонью, звучно втягивая воздух сквозь пальцы.

К громкому лозунгу, словно в доказательство, прилагалось скандальное фото едва не свершившегося Кудряшкиного фиаско с лангустинами, а рядом — кадры произошедшего на террасе. С нескольких ракурсов.

Там отчётливо прослеживалось, как растерялся Лукас, как старался отгородиться от дочери работодателей, неожиданно воспылавшей к нему страстью. Можно было детально рассмотреть, с какой чрезмерной настойчивостью Лита пленила смуглую шею и пухлые губы.

Безусловно, садовничий комбинезон и простенькая футболка испанца неприглядно выделялись на фоне дорогущих пафосных нарядов светских индюшат. Это стало причиной дополнительных язвительных насмешек.

Также в объектив попал мой ошарашенный взгляд. И Роберт с ЖаБеттой, пооткрывавшие рты от эффектного пердимонокля своего хмельного чада.

«ОТВЕТИТ ЛИ ВЗАИМНОСТЬЮ НИЩИЙ, НО ГОРЯЧИЙ ОГОРОДНИК?»

«ЛЮБОВЬ ИЛИ РАСЧЁТ?»

«ЖАНЕТТА ЛУКРЕЦИЯ — ПАРШИВАЯ ОВЦА ВЫСШЕГО ОБЩЕСТВА!»

Сияла чуть ниже бордовая надпись помельче, забивающая финальный ржавый гвоздь в крышку тётушкиного гроба.

И ещё громадное множество неудобных вопросов и едких словечек, изобилующих непрозрачными намёками на неподобающее воспитание в доме Голдсвамп.

Плюс мелькнула новость о маньяке в Пасифик-Хайтс. Но, как ни странно, она была мизерной, словно приписка, бескомпромиссно меркнущая в багряной тени главных сплетен. Всех больше интересовал шок-контент об отношениях «наследницы-алкоголички» и «секси-плебея».

«С паршивой овцы сутулой хоть клок шерсти», — прыснула себе в ладонь, но тут же переиграла во фразу…

— Трынде-е-ец, — протянула, вскинув брови, всё ещё путая сон и явь.

— А я про что? И как мне теперь смотреть в глаза высшему обществу?! А-а-а! — пронзительно заорала Стерва, сотрясаясь в конвульсиях лютейшей истерики. — Я что тебе сказа-а-ала?! — вновь переключилась на виновницу торжества. — Аэлита-а-а! Подъём! Немедленно! — оглушительнее прежнего проскрипела Мымра, рывком стащив одеяло с дочери.

— М-м-м.. — нехотя села на кровати звезда-невеста. — Мам, не кричи так си-ильно, — невозмутимо протянула она, потирая висок.

Спутавшиеся и наэлектризовавшиеся шоколадные «пружинки» забавно торчали в разные стороны, добавляя картине особого колорита.

— Ты мне ещё поговори! — Змеюка выхватила газету из моих рук и бросила ею в дочь с точностью бейсболиста.

— Шмяк!

— А-ай! — взвизгнула припухшая сестрёнка, съёжившись под гнётом изрядно помятой корреспонденции. — Что это? — нахмурилась, но тут же широко раскрыла глаза от увиденного на первой полосе… А через секунду — расплылась в глуповато-довольной улыбке, словно белка, нагрызшаяся орехов.

— Она ещё и веселится! — озарил влюблённую кузину всполох праведного гнева (не)святой инквизиторши.