Миры Уильяма Моррисона. Том 1

— До сих пор известно только о взрыве, который разнес к чертям лабораторию…

— Ну да. И с такой же легкостью можно разнести к чертям весь мир. Я не могу этого допустить, Бэйлс. Когда наступят другие времена, когда люди изменятся…

Бэйлс ждал, что Берроуз замолк на полуслове.

— Вы хотите сказать, — спросил, наконец, Бэйлс, — что где-то храните записи о вашем секрете?

— Я этого не говорил.

— Но вы сказали, что пойдете на самоубийство, чтобы не дать открытию попасть в наши руки. А затем сказали, что наступят времена, когда люди получат его. Даже несмотря на то, что вы будете мертвы, они смогут воспользоваться им.

— Вам кажется, здесь противоречие? — сказал Берроуз. — Глупость с моей стороны. Но я же сказал вам, что не люблю работать мозгами. Я наговорил много глупостей…

— Не много. Только одну. Вы признались, что ваш секрет легкодоступен.

— Я так сказал? Тогда почему же вы не заберете его?

— Вероятно, мы его заберем, — улыбнулся Бэйлс. — Видите ли, Берроуз, мы можем сколько угодно говорить и делать глупостей и, по большому счету, они не причинят нам вреда. Но стоит вам совершить единственный промах — и все будет кончено.

Берроуз пристально посмотрел на него, затем отвернулся и взглянул на громадную собаку. Животное дрожало от возбуждения.

— Спокойно, Артур, — сказал Берроуз. — Все в порядке. — Затем повернулся к Бэйлсу. — А вы везунчик.

— Нет, — покачал головой Бэйлс. — Всего лишь терпеливый.

— Нет, вы везунчик, потому что сумели раскусить меня. Вы поняли, что я, как вы выразились, проклятый дурак, отказывающийся от миллионов только потому, что мое открытие уничтожило бы изрядную часть человечества. Я — проклятый дурак, который не может приказать, чтобы собака убила вас, потому что я ненавижу кровопролитие. Учитывая даже то, что вы — единственный человек, который понял, что тайна легкодоступна.

— Ну, меня нельзя назвать везунчиком, пока я не отыскал записи, — возразил Бэйлс.

— Вам не повезет даже тогда, — сказал Берроуз. — А теперь уходите.

И Бэйлс ушел.

Человек, который поджидал его на углу, ничего не сказал, но взгляд теребил: «Ну, что?»

— У меня есть догадка, Ридли, где могут находиться записи, — сказал Бэйлс.

— Догадка?

— Догадка, и больше ничего.

Не было смысла рассказывать Ридли о промахе, который допустил Берроуз. В этом бизнесе платят только за результат. К тому же, чем больше вы говорите о других людях, тем больше это говорит о вас самих.

— Они в квартире? — спросил Ридли.

— Ни в коем случае. Когда он убегал, у него не было возможности прихватить что-либо с собой.

— Ну, не знаю. Он не заходил домой, но, возможно, нашел другой способ…

— Никакого способа он не находил, — категорично сказал Бэйлс.

— При нем записей не было.

— Я знаю, — кивнул Бэйлс. — Вы обыскали его.

— Ни в квартире, ни лично при нем, — с раздражением сказал Ридли. — Как вы думаете, где они могут лежать? Спрятаны где-нибудь в раздевалке? Но прошло столько лет… Банковский сейф? Тогда он должен ежегодно платить за аренду, и мы бы это проследили. Передан другу? У него был только один близкий друг, его дом мы тоже обыскали. К тому же, этот человек уже умер.

— Вы ничего не говорили мне об этом, — сказал Бэйлс. — Как он умер?

— Сердечный приступ, — ответил Ридли. — Можете не беспокоиться, Бэйлс, мы не имеем к этому никакого отношения. Мы бы не докатились до убийства.

— Тем лучше для вас. Кстати, сколько получите лично вы, когда мы найдем то, что ищем?

— Я получу десять тысяч, — ответил Ридли. — Возможно, добавится экстра-премия, если я буду умен. Вы должны получить больше. Возможно, тоже экстра-премию, если будете умны вы. Однако, обсуждать это пока что нет никакого смысла. Этот его друг тоже служил учителем латинского языка. Никакого отношения к науке он не имел. И для хранения записей был совершенно неподходящим. Мы держали его под наблюдением несколько месяцев, а он даже не подозревал об этом. Черт побери, даже детишки, которых он учил, могли разгадывать его мысли. Им удавалось выяснять у него, что будет на весенних экзаменах. Никто не доверит важную тайну такому человеку.

— Да, никто не доверит, — пробормотал Бэйлс. — И все же… Как, вы сказали, он умер?

— Больное сердце, — ответил Ридли. — Он готовил новое издание Юлия, который Цезарь… Ну, знаете, «Вся Галлия разделена на три части…». И, должно быть, слишком переволновался. Он умер, не успев закончить последнюю страницу.

— Значит, там ничего. Но все же… все же…