Миры Уильяма Моррисона. Том 2

Внезапно он уловил звуки музыки. Кто-то играл на пианино. Он пошарил глазами по залу, и на другом конце увидел фортепиано. Нет, два фортепиано. Это что-то новенькое, подумал он. За каждым фортепиано сидела маленькая девочка, наигрывая простенькую мелодию. Ни одна из девочек, казалось, не обращала внимания на другую, и никто не обращал внимания на них. Было трудновато сразу отделить одну мелодию от другой, так что вначале он воспринял просто шум в результате смеси звуков. Интересно, подумал он. Я знал, что компания готова на многое, чтобы понравиться пассажирам, но установить здесь фортепиано, чтобы дети могли практиковаться, ожидая отлета — этого я не ожидал.

— Ринальдо! — окликнул его знакомый голос. — Что ты здесь делаешь?

Он обернулся, увидел улыбающегося Билла Майклса и улыбнулся в ответ. Они пожали друг другу руки, и лицо Билла передернулось, как будто от боли. С чего бы это? — подумал Ринальдо. Он сжал ему руку совсем не сильно.

— Я только что вернулся, Билл, — произнес он уже без непринужденности, которую чувствовал лишь секунду назад. — Как жизнь? Как все?

— Прекрасно. Прекрасно. Ты что, хочешь сказать, все это время был на форпосте, куда тебя назначили… далеко в космосе?

— Ну, да. А ты где обретаешься?

— О, а я все по-старому, помаленьку. В основном, здесь, на Земле. Сейчас вот вернулся из короткой поездки на Венеру. Все как всегда. Венеры по-прежнему не коснулась цивилизация.

Он снова сделал гримасу, и Ринальдо понял, что это такое. Не признаки боли, а просто нервное подергивание. Такое же, какое он видел у других.

— Как семья?

— Цветет и благоухает. Гертруда прекрасна, а дети… сейчас я покажу тебе фотки.

Он достал из кармана альбомчик и установил его на пятисекундный интервал. Серия из двадцати фотографий прошла перед скучающим взглядом Ринальдо.

— Да, они хороши, — сказал он с сердечной вежливостью. — Прекрасные дети. Сколько им теперь?

— Восемь и десять. Герла — вот, взгляни на нее, ты мог бы подумать, что ей только восемь? — Герла играет на фортепиано. Она занимается всего шесть месяцев, но у нее уже задатки настоящего гения. Ты должен услышать ее игру. Это не то, что девчонки в зале ожидания, которые и за пианино-то сели впервые.

Ринальдо вспомнил два брякающих фортепиано, и на сей раз понял то, что не уловил сразу. В то время, пока он разговаривал с Биллом, его уши занимались музыкальным анализом. Результаты были просто удивительны. Обе девочки играли одну и ту же мелодию, простую мелодию в четыре такта:

Да, да, да, да,
Ди, да, да, да,
Да, ди, да, ди,
Ди, да, ди, да,
Да, да, да, да…

И так далее, снова и снова. Композиция и близко не лежала с шедеврами, и тот факт, что они только учатся, ничего не менял. Играли они не в такт. Каждая девочка наяривала сама по себе, а когда доходила до конца, то начинала с начала. Снова и снова. Неудивительно, что в результате у них получалось монотонное бренчание.

— Эти инструменты в зале ожидания — что-то новенькое, — сказал Ринальдо.

— Им пришлось их туда поставить, — объяснил Билл. — Пассажиры требовали. Хотя, насколько я понимаю, они совершенно напрасно разместили их рядом.

— И разве никто не жалуется?

— А почему кто-то должен жаловаться? — спросил Билл. — Были, конечно, просьбы поставить на фортепиано глушители звука, но их никто и не подумал выполнять. Лично я думаю, что правы те, кто утверждает, что занятия на фортепиано с глушителем — это зря потраченное время. Я бы не позволил Герле и пальцем прикоснуться к такому. Ребенок должен слышать, что играет.

— Я ничего этого не знал, — сказал Ринальдо.

— Значит, ты отстал от жизни. — Билл отодвинулся, словно хотел заботливо взглянуть на лицо друга. — Вроде бы все в порядке. Ты как себя чувствуешь?

— Да не волнуйся ты обо мне. Я в прекрасной форме.

— А что говорят доктора?

— Я прошел полную проверку, когда меня сняли с должности.

— И психологическую тоже?

Ринальдо усмехнулся, пытаясь усмешкой скрыть раздражение. — Я что, выгляжу сумасшедшим?

— О, нет, ни капли, — спохватился Билл. — Но ты же знаешь, что говорят люди. Уже после трех месяцев, проведенных в космосе, большинство людей теряет связь с реальностью. После шести у многих нет шансов на восстановление. А ты…

— Я пробыл там два года, — сказал Ринальдо. — Один в течение двух лет. И я считаю, что это замечательно.

— Наверное, это способ бегства от действительности.