Миры Уильяма Моррисона. Том 2

Через несколько месяцев он обратился к профессору Гэмперу и показал ему несложный эксперимент, который должен был стать основой для того, что чуть позже стало известно, как реакция Гэмпера. Тогда он еще думал, что профессор Гэмпер, несмотря на то, что был слишком молод для своего высокого положения, походил на великих ученых, и одновременно являлся постоянной мишенью для студенческих шуточек — безобидный, рассеянный человек с блестящим умом, который постоянно витал в облаках чистой науки.

А позже Уэлдон прочитал о своем открытии в статье, написанной Гэмпером, и услышал, как Гэмпера поздравляли другие преподаватели. Когда Уэлдон стал возмущаться, то Гэмпер сперва лишь рассмеялся.

— Что вы о себе воображаете, Уэлдон? — сказал Гэмпер. — Я открыл эту реакцию еще два года назад и с тех пор применял ее к различным реакциям.

— Но, профессор Гэмпер, вы разве не помните, что это я показал вам ее? Вы тогда еще сказали: «Как неожиданно!» И сначала вы не понимали, что там к чему… пока я… пока я не объяснил…

Уэлдон стал что-то бессвязно бормотать, окончательно сбился и замолчал.

— Мой дорогой юноша, — холодно сказал Гэмпер, — да вы страдаете галлюцинациями. Очень жаль, поскольку вы прилежно работали, но сами понимаете, опасно позволять находиться в лаборатории такому больному человеку, как вы. Вам заплатят за дне недели вперед, и, боюсь, что с сегодняшнего дня вам придется искать другое место.

Это кое-чему научило Уэлдона, но одного урока оказалось ему недостаточно. Три года спустя он встретил человека, который был высокого мнения о его научных способностях. К тому времени Джеральд Уэлдон работал помощником швейцара. Он получал маленькую зарплату, но ему не о ком было заботиться, кроме себя, поэтому у него получалось откладывать деньги, чтобы купить кое-какое оборудование. В доме, где он снимал комнату, молодой человек повстречал Арнольда Клейтона, которому поверил в историю о том, что произошло у него с профессором Гэмпером. Клейтон громко возмущался, и Уэлдон почувствовал, что ему приятно сочувствие приятеля. В ответ Клейтон рассказал ему, что тоже стал жертвой наглого воровства: у него украли сюжет сценария, по которому поставили ставший знаменитым фильм.

Через два года сочувствие Клейтона принесло ему немалую выгоду. Он запатентовал на свое имя небольшое устройство, над которым Уэлдон работал в свободное время. К тому времени, как Уэлдон узнал об этом и захотел встретиться с ним и высказать свой протест, у Клейтона уже служил дворецкий, и этот дворецкий красиво, как в кино, выкинул изобретателя из особняка.

После этого Уэлдон сделался скрытным. Двух уроков оказалась достаточно, и Уэлдон решил, что третьего не будет. Но то, над чем он работал, не могло принести ему быструю славу или миллион долларов. Когда же Уэлдон посылал свои статьи в научные журналы, их всегда отвергали. Никто даже не делал ему комплимента в виде попытки украсть его идеи.

Когда Уэлдону стукнуло тридцать, он бросил попытки стать успешным. У него зародилось смутное понятие, что есть люди, которым, несмотря на их способности, чего-то не хватает, чтобы стать богатыми и знаменитыми. Тогда Уэлдон нашел себе работу ремонтником на фабрике бумажной тары, и проработал там свыше пятнадцати лет. В свободное же время он занимался тем, что его интересовало, больше не волнуясь, заинтересует ли это еще кого-нибудь.

И вот теперь, в сорок девять лет, к своему собственному изумлению, он совершил подвиг, который, как он был уверен, затмит все его прежние научные открытия. Если бы люди только узнали о нем, то посчитали бы его самым выдающимся человеком, существовавшим когда-либо. И теперь на его пути стоял лишь страх сделать заключительный шаг, который докажет истинность его открытия. Он боялся, так как был уверен, что не сможет пережить собственное доказательство.

Его успех воплощался, если можно так выразиться, в тени, в теневом существе на столе. Тень была такая маленькая, что никто бы, войдя в комнату, и не заметил ее, если бы Уэлдон сам на нее не указал. Крошечное, бесформенное, темное пятнышко, едва ли с дюйм в самом большом диаметре, пульсировало перед ним, колеблясь и меняя форму, пока он смотрел на нее. Сама тень не издавала ни единого звука, а общалась при помощи аппарата, построенного Уэлдоном. Это был маленький, но мощный источник странного первичного поля, сила которого изменялась не обратно пропорционально квадрату расстояния, подобно обычному полю тяготения или электромагнитному полю, а обратно пропорционально его кубу. Обычного среднего ученого больше взволновало бы открытие этого невероятного поля, чем просто какой-то тени. Уэлдон же разволновался настолько, что первым его порывом было вообще отрицать существование всего этого.

— На этот раз я защищу свое открытие, — сказал Джеральд Уэлдон, должно быть, самому себе. — Поэтому никак нельзя спешить с доказательствами.

— Вы защитите его от нас? — в вопросе крошечной тени крылась насмешка.