Миры Уильяма Моррисона. Том 3

— Воображение в сверхурочное время, Рода? — рассмеялся папочка. — Ну, хорошо, пойдем, поглядим на твою куклу.

Он пошел за Родой в спальню, а мамочка шла позади.

— Ага, вот колясочка, — прошептал папочка. — Ну, теперь мы увидим, действительно ли у обезьяны два рта…

Он откинул верх детской коляски и заглянул внутрь. Затем у него перехватило дыхание. Рода услышала, как он выдавил из себя едва уловимое: «Боже мой!»

Он отступил и уставился на мамочку, которая тоже смотрела в коляску, словно окаменев.

— Что случилось, папочка? — с тревогой спросила Рода. — Разве у нее не два рта?

— Рода, назад! Не приближайся к этому!

— Но почему? Она что, заболела?

Папочка схватил Роду и сильно стиснул ее.

— Забери Джорджи! — рявкнул он мамочке. — Быстрей отсюда! Запрем дверь! Мы не можем рисковать!

Из кукольной коляски послышались какие-то звуки.

— Папочка, слышишь? — закричала Рода. — Как я и говорила. Она смеется и плачет одновременно! Наверное, она взволнована, — задумчиво добавила она. — Наверное, взрослые испугали ее.

Тень выскочила из коляски и заметалась по комнате. Она прыгнула мимо папочки к мамочке — Джорджи при этом завопил, — и побежала по стенам под самым потолком.

Джорджи окончательно проснулся.

— Г’рилла! — завопил он. — Отдай моего кролика!

— Замолчи, Джорджи! — крикнула Рода. — Не пугай ее, как папочка с мамочкой.

Тень метнулась к двери ванной и мгновенно просочилась через нее. Через долю секунды раздался возбужденный крик, а затем — тишина.

Папочка осторожно заглянул в ванную.

— Никого, — хрипло сказал он.

— Оно ушло.

— Но вдруг оно вернется! — воскликнула мамочка.

— Она не вернется, — печально сказала Рода. — Вы напугали ее. Бедная обезьянка!

Папочка и мамочка переглянулись.

— Мне кажется, у Роды действительно очень сильное воображение, — дрожащим голосом прошептала мамочка.

— Только не распространяйся никому о том, что мы видели, — велел папочка. — Мы были взволнованы разговором о странном животном в детской спальне. Но на самом деле…

— У него действительно было два рта, — заупрямилась мамочка. — Я видела. Одним оно смеялось, а другим плакало. И у него очень много ног. Некоторые темные, а некоторые сияли, как драгоценные камни. Только не говори, что мне все это показалось! И не говори, что ты тоже не видел этого!

Папочка начал было что-то говорить, но тут же замолчал. И в этот момент Джорджи издал торжествующий вопль:

— Мой кролик! Г’рилла вернула моего кролика!

— Во-первых, она и не забирала его, — сказала Рода. — Ты глупый. Утром, пока мы не видели, она прибежала сюда и немного поиграла. А затем устала и заснула в кукольной коляске Лилиан Мэрилин. Держу пари, она была здесь весь день. — И Рода добавила укоризненно: — Ты испугал ее, папочка.

— Извини, Рода, — попытался улыбнуться папочка. — Но я рад, что с этим покончено.

Но Рода чувствовала, что с этим вовсе не покончено.

Утром, когда она проснулась, как всегда, рано, то первым делом пошла к коляске — посмотреть, не вернулась ли обезьяна. Но не было никаких ее следов. Лилиан Мэрилин лежала одна с закрытыми глазами и сияющими в утреннем свете розовыми щечками. Немного изогнувшись, словно у нее была беспокойная ночь, но, в целом, довольно нормально.

Рода попыталась понять, почему Лилиан Мэрилин не лежит прямо, и протянула к ней руку. И, поправляя куклу, Рода поняла, почему.

В коляске лежало что-то желтое. Должно быть, это оставила обезьяна, забыв в суматохе. Желтое, блестящее и странно теплое, словно в каком-то смысле оно было живое. Как будто это действительно была часть самой обезьяны.

Пока она держала его, ей показалось, что оно шевелится у нее в руках — а затем все вокруг взорвалось ослепительным блеском.

Когда Рода снова смогла что-то видеть, ей показалось, словно она смотрела через завесу — желтую завесу между ней и остальной комнатой, завесу, через которую было трудно смотреть.

И то, что стояло перед ней, не было человеком. Даже через завесу Рода видела, что это не совсем человек. Он был слишком большой, зеленовато-желтый, и, как у обезьяны, у него было два рта. А глаз, казалось, не было вовсе, но все же он как-то видел, что происходит вокруг. Он смотрел на нее — нет, не на нее, а сквозь нее, — и целую минуту Рода боялась его.

Он что-то сказал одним из своих ртов, и Рода покачала головой.

— Простите, мистер Папа Обезьянки, но я не понимаю вас, — извинилась девочка. — Мы не хотели пугать вашего малыша и заставить его забыть часть себя. Честное слово.

Один из его ртов рассмеялся, и он поднял Роду на руки. И, неизвестно почему, но от прикосновения его рук Рода перестала бояться.

Он снова заговорил с ней, но на этот раз не ртами, а как-то иначе. И Рода поняла его. Она прекрасно его поняла. Ему хотелось ее обнимать, что он и делал, и в то же самое время ему хотелось плакать. Он был рад, что она есть у него, и сожалел, что это ненадолго. Он чувствовал примерно то же самое, что мамочка и папочка, когда она смотрели на нее и видели, как она счастлива от подарков незнакомых людей или от того, каким тоном с ней разговаривал доктор.