Тинкер уставился на нее, пытаясь разглядеть через забрало шлема ее лицо, но быстро понял, что это невозможно, если только он не направит налобный фонарь прямо ей в глаза. Преломленный свет не мог подсветить то, что было внутри шлема, поскольку в отсутствии воздуха преломления не происходит. По шлему и защитному скафандру Тинкер с уверенностью мог определить лишь то, что у девушки действительно было лицо и то, что она ходила на двух ногах. Была ли она красивой, и захотел ли бы он взглянуть на ее ноги во второй раз на Земле, этого он сказать не мог — к тому же, это угрожало его здравому рассудку.
— Мне казалось, ты хотел посмотреть на роботов, — посмеиваясь, сказала Коттрелл.
— Я лучше посмотрю на тебя.
Ее смех стал совершенно непринужденным.
— Космос начинает сводить тебя с ума, — предупредила она. — Я могу быть втрое старше тебя. Ты даже не знаешь, как я выгляжу.
— Твой голос очень молодой, — сказал Тинкер. — Во всяком случае, ты не слишком стара, чтобы быть очаровательной. Столетних старух на астероиды не отправляют.
— Нет, — признала девушка. — Но на пенсию уходят только в шестьдесят.
— Шестидесяти тебе тоже нет, — уверенно ответил он. — Возможно, ты даже моложе тридцати.
На астероиде «А» действительно было опасно. Автоматические изотопные фабрики, управляемые роботами и находящиеся далеко в космосе, являлись незаменимыми шестеренками в механизме по производству изотопов. Если на «А» что-то пойдет не так, астероид может взорваться и уничтожить все, что находится на его поверхности. Но даже если он заберет с собой ближайшего планетарного соседа — Астероид Y-335В — то единственные люди, которые окажутся под угрозой — это Тинкер и его напарник. А гибель Дрейка, по глубокому убеждению Тинкера, не станет большой утратой для Человечества.
Разумеется, взрыв был маловероятен. Но не так давно на Венере случилась катастрофа, побудившая Главный Офис продолжать искать астероиды, где можно было бы построить новые фабрики. Так что, теоретически, это было возможно — и кроме взрыва, на «А» был повышенный радиационный фон.
Даже самому здоровому человеку нельзя было находиться там дольше шести часов подряд — двадцать четыре часа точно закончились бы смертью, — а больных и дряхлых людей на такую работу вообще не брали. Шестьдесят? Нет, подумал Тинкер, она ни днем не старше тридцати. Ну, максимум сорока…
— Какое у тебя имя? — внезапно настойчиво спросил он.
— У меня… что?
— Твое имя. Ты сказала, что тебя зовут С. Коттрелл. Что обозначает «С»?
— Сирия, — поколебавшись, ответила она. — Мой отец был…
— Я знаю, — с восторгом сказал он. — Тебе двадцать пять! Отец назвал тебя в честь экспедиции на Сириус — тебя и возможно еще десять тысяч неудачников. Значит, если провести небольшие расчеты, тебе не больше двадцати пяти.
— Мне двадцать три, — натянуто сказала Коттрелл.
— Так даже лучше, — ответил Тинкер. — Сирия, ты выйдешь за меня замуж?
— Нет. Может, мы все-таки вернемся к работе? Или я вернусь к работе, а ты отправишься домой?
II
Несмотря на то, что Тинкер любил играть в игры, дураком он не был. Они вернулись к работе вдвоем. Пока они выполняли сложную задачу по перенастройке электроцепей в соответствии с диаграммами Сирии Коттрелл, только что привезенными из Местного Офиса, роботы вокруг них механически занимались своими делами. Они создавали изотопы, и их электронных мозгов не касалось то, что прилетевшие люди решили изменить схему производства.
В огромном здании без стен, расположенном на дальней стороне астероида, соединялись атомные ядра. По атомным меркам, процесс был медленным, но он равномерно проходил день за днем, месяц за месяцем и год за годом. Каскад очистителей извергал постоянный поток сверхчистых, долгоживущих изотопных слитков, а управляемые электроникой пустые корабли регулярно подлетали к небольшим восьмикилометровым горам камня и отчаливали уже полностью загруженные.
Эта сцена никогда не замирала, хотя все происходило беззвучно — на астероиде не было воздуха, — к тому же самые важные детали производства, реакторы и очистители, оставались вне поля зрения. Такой же невидимой была радиационная область, не считая относительно слабого фона.
Разумеется, фон никак не беспокоил роботов, потому что их специальные рецепторные центры — механизмы, которые Тинкер называл «головами», — держались во временных разъемах, а не торчали на плечах. Их обычные органы чувств находились в самом теле и обладали тем, что в справочнике называлось «Первым уровнем восприимчивости к внешним раздражителям». Иными словами, роботы были не очень чувствительными.
Но их головы, разработанные для улавливания кратковременных сигналов поврежденного оборудования и использующиеся только для диагностировки поломок, были такими чувствительными, что со временем начинали реагировать на постоянный статический шум реакторов.