Мишель Фуко и литература (сборник)

Определенные жанры – в частности, определенные нарративные формы – обладают свойствами, сближающими их с культурными парадигмами, хотя между парадигмами и жанрами не существует полного совпадения, соответствия. Скорее одна парадигма может найти полезные аналоги в нескольких жанрах; и наоборот, отдельный жанр может быть типичным примером более чем одной парадигмы. К примеру, и сатира, и криптоистория (secret histories) являются типичным примером скептической парадигмы конца XVII – начала XVIII столетия; наоборот, сатирический нарратив характеризует не только эту раннюю парадигму, но и модернистскую парадигму конца XIX – начала ХХ века. Таким образом, представляется возможным проанализировать успех форм, не рассматривая их ни в качестве создающих прогрессивную историю, ни воплощающих эволюцию на пути к возрастающей сложности. Различные формы приобретают и утрачивают популярность, они занимают свое место в последовательности вызовов, перестановок, битв и приспособлений – но никак не совместно. Фактически исследование затихания, исчезновения формы может быть столь же продуктивным, как и изучение ее возникновения, равно как и время ее существования как культурно полезного или доминантного артефакта. Поздние манифестации формы обладают периодом популярности и полезности, прежде чем и они уступают дорогу другим жанровым конфигурациям.

Может статься, что неканонические формы, такие как альманах, находятся в более близкой связи с отдельными культурными парадигмами, чем канонические формы; изменения в популярных жанрах, являющихся формально консервативными, ясно выделяются и сигнализируют сдвиги ожиданий, нужд или предположений своих читателей. Подобные изменения, таким образом, будут часто обозначать сдвиги внутри парадигмы. Во всех своих работах Фуко по большей части обсуждает работы в интеллектуальной и политической истории и историю социальных наук (например, Петти, Турго, Кондильяк, Бентам, Кювье). Однако популярные жанры создают культурные произведения наряду с интеллектуальными продуктами высокой культуры. Хотя популярные произведения часто подтверждают то, что существенно в конкретный культурный момент, они также могут выражать соревновательную энергию, которая способна обозначать или помогает вводить трансформации, в дальнейшем подхватываемые высокой культурой.

Таким образом, например, новаторский сатирический альманах становится общепринятым в первые годы Реставрации и в девятнадцатом столетии выходит в свет ежегодно; в восемнадцатом столетии его непочтительное отношение к принятым культурным иерархиям становится неубедительным и замещается утверждениями расхожей мудрости и краткими эссе, рекомендующими спасение и тяжелый труд. Анархическая сатира уступает дорогу благоразумным вычислениям, пока в конце столетия становится невозможным отличить сатирическую форму от непосредственно альманаха. В сдвиге, чаще всего ассоциирующемся со сдвигом в культурной парадигме, двусмысленность и амбивалентность сатиры была трансформирована в ясные заявления о торговле, нации и империи.

В истории сатирических альманахов просматривается пример трансформации внутри жанра, другие примеры показывают соединения, служащие свидетельством трансформаций между жанрами. Сатира может снова послужить отправной точкой – в особенности – сатирической критики цивилизации, артикулированной гуигнгнмами в четвертой книге «Приключений Гулливера». В своей первой и второй речи Руссо высказывает точно такую же критику, но делает это посредством своего собственного голоса, без обращения к иронии, сатире или рассказу от первого лица. То, что он избегает голосов и форм, выступающих в качестве посредников, находится в согласии с парадигмой, основанной на транспарентной репрезентации ясных утверждений. В качестве средства коррекции болезни, диагностированной в речи, Руссо возвращается к мысли об образовании личности, и в «Эмиле» он пишет педагогический трактат, мутирующий в роман. Создавая, таким образом, прообраз романа воспитания, он одновременно создает преждевременный пример нарративной формы, в большей степени связанной с парадигмой начала XIX века, имеющей отношение к органическому росту и культивированию внутреннего потенциала как личностью, так и обществом. Кроме того, исследование этой истории жанровых трансформаций показывает возникновение дисциплинарных методов в «Эмиле» и в нарративах начала XVIII столетия, об отношениях между учениками и их наставниками. Этот обзор позволяет нам расположить сдвиг, описанный в «Надзирать и наказывать», несколько раньше, чем это сделал Фуко: то есть, внутри культурной парадигмы классической эпохи, описанной в «Словах и вещах».

Таким образом, в изучении отношений между нарративными жанрами и культурными парадигмами можно использовать и расширить подход позднего Фуко – признавая разнообразие культурных формаций и значение популярных жанров и беря во внимание все представления раннего Фуко.

Перевод с английского В. И. Дёмина

Примечания