– Почему вы входить на мой кухня, мистер полицейский? Вы из полиция, так? Везде, везде преследования! Говорят, Англия другой, но нет, тот же самый. Я знаю, вы приходить мучить меня, заставлять говорить, но я молчу, слышите?
Крэддок задумчиво посмотрел на нее, прикидывая, какую тактику лучше выбрать. Наконец вздохнул и сказал:
– Хорошо, берите шляпу, пальто и пошли.
– Что вы говорить? – испуганно вскинулась Мици.
– Берите шляпу, пальто и пошли. Я не захватил аппарата для сдирания ногтей и прочих приспособлений. Они у меня в отделении. У вас есть наручники, Флетчер?
– Сэр! – восхищенно произнес сержант.
– Но я не хотеть ходить с вами! – в ужасе отпрянув, завопила Мици.
– Тогда вы будете вежливо отвечать на вежливые вопросы. Если хотите, в присутствии адвоката.
– Юристы? Мне не нравятся юристы. Я не хочу юристы.
Она отложила скалку, вытерла руки об одежду и села.
– Что вы хотели узнавать?
– Я хочу, чтобы вы рассказали о вчерашнем вечере.
– Вы сами хорошо знать.
– Я хочу услышать от вас.
– Я пытаться уйти. Она вам сказать это? Когда я видеть, что в та газета говорят об убийство, я пытаться уйти. Она не разрешать мне. Она очень жестокая, ей все плевать. Она заставить меня оставаться. Но я
– Но вас же не убили.
– Нет, – неохотно признала Мици.
– Ладно, теперь расскажите, что произошло.
– Я быть очень нервный. О, я быть очень нервный. Весь вечер. Я слушать. Около меня ходить люди. Один раз мне казаться, кто-то красться в холл... но это только миссис Хаймс войти в черная дверь, чтобы не делать грязный главный лестница, так
– Да бог с ней, с миссис Хаймс!
– Кто она думает
– Я же сказал: бог с ней! Давайте дальше.
– Я нести шерри, стаканы и маленькое печенье, которое готовить, очень вкусное – в гостиная. Позвонить дверь, и я ходить открывать... Потом еще раз, и еще, и еще. А я открывать. Очень стыдно, но я делать. Потом шла опять в чулан и начинать чистить серебро, я думать, это удобно, потому что, когда приходить убивать меня, буду иметь нож для резать туша, очень острый и очень большой.
– Очень предусмотрительно.
– А потом вдруг я слышать, как стрелять. Я думать: ну, все, начался. И бежать к столовой. Эта другая дверь, ее нельзя открывать. Я стоять момент и слушать, и тогда третий выстрел, и сильный шум здесь, в холле, я поворачивать ручка двери, но ее запирать с той стороны. Я... как это... в мышеловка... Я чуть с ума не сойти. Я кричать, кричать и бить дверь. Потом они ее открывался и давался мне выходить. Я приносить свечи, много свечи... потом свет зажигать, и я видеть кровь... кровь! Ай! Это не первый раз я вижу кровь. Мой маленький брат... я видеть, его убивать... я видеть кровь на улица... людей стрелять, они умирать... Я...
– Да-да, – прервал ее инспектор Крэддок. – Большое спасибо.
– А теперь, – с пафосом продолжила Мици, – можете меня арестовывать и сажать в тюрьма.
– Не сегодня, – сказал инспектор Крэддок.
Когда Крэддок с Флетчером пересекали холл, направляясь к выходу, парадная дверь распахнулась, и они чуть не налетели на высокого красивого юношу.
– Сыщики, чтоб мне пусто было! – закричал он.
– Мистер Патрик Симмонс?
– Так точно, инспектор. Вы ведь инспектор, а он сержант, да?
– Совершенно верно, мистер Симмонс. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
– Я невиновен, инспектор. Клянусь, невиновен!
– Знаете что, мистер Симмонс, не валяйте дурака. Мне еще со многими нужно поговорить, и я не хочу терять времени. Что это за комната? Мы можем сюда пройти?
– Это так называемый кабинет, но здесь никто не работает.
– А мне сказали, вы на занятиях, – протянул Крэддок.
– Я обнаружил, что не могу сегодня сосредоточиться на математике, и отправился домой.
Инспектор держался официально: потребовал, чтобы Патрик назвал свое полное имя, возраст, сказал об отношении к военной службе.
– А теперь, мистер Симмонс, будьте добры, опишите вчерашний вечер.
– Мы заклали упитанного тельца[17]
. Я хочу сказать, Мици самолично изготовила мятные печенья, а тетя Летти повелела откупорить новую бутылку шерри...– Новую? – прервал его Крэддок. – А что, была старая?
– Да. Целых полбутылки. Но тете Летти что-то в ней не понравилось.
– Она нервничала?
– Да не особенно. Она чрезвычайно разумная женщина. Это старушка Банни всех взвинтила – весь день каркала.
– Значит, у мисс Баннер и вправду были дурные предчувствия?
– О да, она натешилась вволю.
– Объявление она восприняла всерьез?
– Еще бы! Она так перепугалась!