Мисс Сильвер приезжает погостить. Гостиница «Огненное колесо»

Дом укладывался спать. В нижних комнатах было тихо и темно, если не считать тусклого света лампы на стене в маленьком квадратном холле. Старые дома готовятся к отдыху медленно. Полы, по которым ходило столько поколений, мебель, которой так долго пользовались, стены, которые веками несли тяжесть потолочных балок, – все это затихает постепенно. Слышатся легкие шорохи, скрипы, движения: шепот в замочную скважину, помешивание золы в потухшем камине, вздохи в дымоходе; и все это во тьме, которая приходит сюда ночь за ночью уже, наверное, триста лет. Всплывают мысли, чувства, поступки, которые наложили на дом свою печать. Сегодняшняя жизнь больше не властна над этими пустыми комнатами. В них крадучись возвращается прошлое.

Наверху мисс Сильвер, которая провела очень полезный и познавательный вечер, заплела волосы в косы и аккуратно заколола их на ночь. Она сложила малиновый халат, сшитый в последний военный год из дешевой ткани, но зато весьма удобный и теплый; он был украшен кружевом, которое она собственноручно связала крючком и которое было настолько прочным, что успело послужить украшением на двух предыдущих халатах. Тапочки у нее были новые – их привезла с Востока в подарок Дороти, жена ее племянника. Очень мило с ее стороны, к тому же у них как раз нужный оттенок красного. На носках были черные помпоны; они, конечно, износятся раньше, чем тапочки, но их можно будет заменить. Мисс Сильвер аккуратно поставила их рядом, улеглась в кровать, после чего накинула теплую синюю шаль с ажурной каймой поверх шерстяной ночной рубашки с длинным рукавом, прочла главу из Библии, потом задула свечу и уснула.

На Милдред Тэвернер тоже была шерстяная ночная рубашка с длинным рукавом. Она вышила по тонкому букетику цветов по обеим сторонам выреза спереди, а вырез отделала кружевными рюшами. Она лежала в темноте и жалела, что выпила так много шампанского. Кровать казалась ей совершенно неустойчивой, и чувствовала она себя вовсе не хорошо. Она пыталась вспомнить, что говорила Джейкобу Тэвернеру.

В большой двуспальной кровати в комнате напротив Фредди Торп-Эннингтон слышал, как голос его жены все звучал и звучал. Он не спал, раз мог слышать слова Мэриан, но и не бодрствовал, потому что был не в состоянии ей ответить, даже если бы захотел. Но он и не хотел. Он хотел, чтоб она замолчала и погасила свет, от которого у него болели глаза. Он не пьян – он же поднялся по лестнице, так? И он хотел спать. Ну почему Мэриан не оставит его в покое и не погасит свет? Она говорила: «Фредди, дорогой, ты же знаешь, что не следует столько пить» и еще: «Завтра ты будешь чувствовать себя паршиво, ты же знаешь». Он не хотел слышать никаких слов. Он хотел спать.

Мэриан Торп-Эннингтон намазала лицо кремом, подвязала подбородок специальной повязкой, которую надевала на ночь, хотя она была ужасно неудобной, убрала волосы под чепец, чтобы сохранить завивку, а на руки надела перчатки из мягкой замши. После этого она сняла накидку, которую перед тем надела, чтоб не запачкать ночную рубашку. Ее стоило беречь: белая, из нинона[28] тройного плетения, на плечах и талии тонированная нежным яблочно-зеленым оттенком. Она надела короткий яблочно-зеленый жакетик в том же стиле и бросила взгляд в зеркало. Повязка для подбородка портила впечатление, но, как ни крути, лицо нужно мазать кремом, и все равно ее никто не видит. Фредди, бедняжка, никогда не знал, как она выглядит или что на ней надето. Это, кстати, было правдой, потому что, раз решив, что она самая красивая женщина на свете, он придерживался этого убеждения, и, что бы она ни делала (или забывала сделать), ничто не могло его поколебать.

Мэриан Торп-Эннингтон вздохнула с мимолетным сожалением о тех днях, когда изумительный цвет ее лица был результатом молодости, мягкой воды и теплого воздуха в Рэтли и когда ей не нужно было беспокоиться о двойном подбородке. Затем она легла в постель, поцеловала Фредди в затылок и задула свечу.

На другой стороне лестничной площадки Джеффри Тэвернер читал в кровати. На нем была опрятная серая пижама и серый халат, отделанный черно-белой тесьмой. На кровати было всего две подушки, и он с некоторым трудом уложил их поудобнее. Надев очки в светлой роговой оправе, он читал триллер с интригующим названием «Три трупа и гроб».

В соседней с мисс Сильвер комнате Флоренс Дьюк так и не разделась. Она сидела на краю постели, сложив руки на коленях. На комоде, служившем туалетным столиком, горела свеча. Пламя колыхалось на сквозняке от окна, из-за этого свеча оплывала очень быстро. Пламя свечи и оплывающий воск отражались в наклонном зеркале, и получались два дрожащих язычка пламени, две маленькие впадины, из которых лился расплавленный воск, и две свечи, ставшие толще от того, что в старых поверьях называлось «восковым саваном»[29]. Флоренс Дьюк глядела мимо них на стену.