Гейб знал, что растение называется именно так, но никогда вживую его не видел. Равно как не видел голубого неба с пушистыми белыми облаками и Солнца — настолько идиллистическая картинка, что Гейб начал вспоминать, как в христианских верованиях выглядит рай. Единый тут точно мимо — Гейб не превратился в младенца, начинающего жизнь с чистого листа.
Кожу обдувал лёгкий ветер, он забирал солнечное тепло — органы чувств внезапно восстановили связь с мозгом: на Гейба обрушилась какофония звуков, запахов и ощущений. Мир не казался выхолощенным эрзацем из документальных голофильмов, сама реальность не могла быть более реальной, чем он — Гейб видел, осязал, обонял неведомые ароматы.
Вернее, незнакомым было всё, но Гейб решил, что находится на Земле. Или рай выглядел как Земля из его снов — макушку припекали жаркие лучи.
Кожа подошв не обладала большой чувствительностью, так что стоять на них было комфортнее, хотя и нагота сама по себе взрывала мозг: Гейб раздевался исключительно в душе, а сейчас остался без единого клочка одежды посреди луга, пусть и в полном одиночестве. Прикрываться не было нужды, и Гейб, отряхнувшись от травы, сделал первый шаг — тело слушалось отменно, словно Алан вновь накачал его стимуляторами. Или действие прошлой дозы ещё не закончилось — Гейб потерял счёт времени, ориентацию в пространстве и ничего не понимал, но задавать вопросы было некому.
Пара птиц в бесконечной глубины небе дали понять, что мир обитаем, но кроме них Гейб заметил кружащихся в знойном воздухе мелких насекомых — бесцельно шёл к горизонту, впервые в жизни применив это слово по назначению: мгла Титана не позволяла видеть настолько далеко.
На Титане царил вечный холод, а здесь было невыносимо жарко — пот начал застилать и резать глаза солью, Гейб слизывал его с верхней губы и вытирал проступающие капли ладонью. Раньше он потел во время тренировок.
В месте соединения неба и земли голубизна темнела и принимала лёгкий фиолетовый оттенок — Гейб шагал в этом направлении, откуда веяло лёгкой прохладой.
Трава становилась выше и сочнее, ноги путались в её длинных тонких лентах, скрывавших кочки и рытвины пышным глянцево-зёленым покровом. Идти приходилось, смотря вниз: Гейб не сразу понял, что фиолетовое небо впереди небом не является — вышел к откосу высотой где-то с метр, внезапно оказавшись перед бескрайним морем. Или океаном — Гейб не разбирался в классификациях географических объектов, и сейчас точные наименования волновали меньше всего.
Скатившись по рассыпающемуся в песок краю на берег, Гейб устремился к воде: хотелось смыть пот, налипшую на кожу пыль и наконец-то почувствовать себя живым. Он по-прежнему не понимал, что происходит, и мог делать выводы лишь по реакциям тела.
По обманчиво ласковой глади моря растекались молочно-белые кляксы облаков, но вода ужалила холодом — раскалённое тело вмиг покрылось гусиной кожей. Гейб наклонился, набрал воды в ладони и брызнул в лицо, раскрытые глаза обожгло, в носу засвербело от соли. Облизав губы, Гейб окончательно убедился, что вода не менее солёная, чем пот.
Распрямился, оглянулся и заметил чёрную точку на линии побережья вдалеке — так и шёл по воде, доходившей до колена: организм плавно охлаждался, а жара перестала невыносимо давить.
Явно рукотворное строение впереди могло пролить свет на многие интересующие Гейба вопросы, так что он ни секунды не сомневался, идти или нет. Конечно, идти.
Дорога неблизкая — Гейб никогда не ходил на такие расстояния, необходимости не возникало, но шаги давались просто: люди развивались в условиях нормальной гравитации, дышали правильным составом воздуха и впитывали ставшее безопасным из-за озонового слоя солнечное излучение.
Утомившись, Гейб уже без опаски окупнулся с головой — струи стекали по всему телу, когда он возобновил путь по кромке песка и воды, оставляя неглубокие следы, тут же заполнявшиеся грязно-пузырящейся влагой.
Гипотеза о загробной жизни практически выветрилась из головы: божественного озарения не наблюдалось, а тёмная пирамида впереди чем-то напоминала храм с Земли из исторического голофильма. Тот народ давно уже перестал существовать, а памятники его величия сохранились, хотя человечество возвело куда более внушительные, но и более хрупкие: люди сносили отслужившее своё небоскрёбы, создавая конструкции сложнее и эффективнее. А лишённые привычной рациональности гробницы и храмы продолжали стоять там, где их построили тысячи лет назад.
Гейб приставил к бровям ладонь, заслоняясь от яркого солнца, и присмотрелся: увы, пирамида напоминала древние артефакты только формой — гладкий материал больше всего походил на термостойкий композит, а к срезанной вершине не вели сотни ступеней по каждой грани.
Практически чёрный предмет выделялся на фоне безмятежного пейзажа, но Гейба он не пугал. Наоборот, с каждым шагом становилось спокойнее — будто пирамида звала его, манила прохладными поверхностями, что Гейб даже тряхнул головой, отгоняя странные мысли: ни один неодушевлённый предмет не может обладать такими свойствами.