Миссия (СИ)

Он решил завязать и пытался сделать это несколько раз, снова и снова срываясь, потому что, хоть малые дозы кокоса и не открывали ему больше небеса, но они дарили ему бездну, и по сравнению с этой глубиной обычная жизнь казалась плоской, словно занесенной толстым слоем пыли, подобно валяющейся в развалинах порнографической открытке пятилетней давности.

Они часто ссорились с Раззуком, Неймо все требовал, чтобы тот соскочил вместе с ним. А Раззук кричал в ответ: “Попробуй теперь отказаться от этого, не можешь, да?!” И уходил от него во время очередных тщетных попыток и возвращался, когда Неймо сдавался. Их любовь проросла в душах насквозь и теперь приносила боль. Но врозь было еще хуже, чем вместе, только теперь стала понятна эта зачитанная фраза; Раззук часто приходил к бесящемуся от ломки Неймо, они ругались, и он снова сбегал.

Пока однажды завязавший особенно надолго Неймо не поймал розового котика и не заставил снова лечиться.

***

— Любимый, пожалуйста… — надетый на его член котик начал крупно дрожать, и Неймо замедлился, слизнув у того с виска капельку пота. А потом черт его дернул заглянуть в раззуковы глазищи, увидеть это бессмысленное их выражение, как будто… не может быть, ему ведь оставляли лекарство… Неймо неторопливо качнул бедрами, почувствовав, как сладкие спазмы расходятся чуть не по всему телу, ему даже почти не мешал захлебывающийся шепот любовника: “Умоляю, дай мне, хоть немножечко, пожалуйста, пожалуйста…”

— Я тебе оставил заменитель, — он загнал член Раззуку в задницу еще несколько раз, так глубоко, как мог. Тот стонал на каждое движение, и было так похоже, что ему нравится, или этот обманщик пытался сдержать крик… сейчас это стало не важно. — Почему ты его не принял?

— Это не то, ты же знаешь, любимый… не настоящее…

Раззук под ним точно был настоящим, Неймо и самого начинало трясти, но дрожь эта была сладкой, почти предоргазменной. Черт… Ему же больно… Неймо должен был прекратить, но Раззук вцепился в него и прижался всем телом, не отпуская.

“Он сам не оставил мне выбора”, — от этой мысли стало как-то гадко и приятно подвело живот, ведь это не Неймо буквально насиловал скрученного ломкой котика, тот сам подставился ему, развратная шлюшка, готовая на все за дозу. Неймо вспомнил свои давние фантазии, такие стыдные, обрывки подсмотренных и додуманных сквозь сон в детстве сценок.

— Покричи, — сказал он Раззуку на ушко, и тот послушно мявкнул, гадкая тварь, отравленная кокосом и отравившая его собой.

Потом Раззук беззвучно плакал в душевой кабинке, пока он бережно мыл его. Неймо погладил любовника между ног, но тот отвел его руку, пробормотав, что устал и все, чего бы ему хотелось — это хоть капельку… один раз, последний…

— Нет, — Неймо знал, что нужно перетерпеть этот трудный период, а потом станет легче, и Раззук станет почти таким же как раньше… Неймо спасет его, обязательно. — Ты ничего не получишь.

Раззук обессиленно сполз вниз, уткнувшись мордочкой в свои острые натертые коленки, и тогда он выключил воду и легко подхватил его на руки, чтобы отнести в спальню.

***

Раззук никогда не становился агрессивным в свои тяжелые периоды, в отличии от… Нет, несовершенство мира вызывало в нем лишь печаль, а сердился он только защищаясь, и то редко. Неймо, на своем опыте узнавший, как тяжело, практически невозможно в такие моменты всепонимающе терпеть и прощать, искренне восхищался душевной силой любимого… когда она его не раздражала, представляясь в злобище мерзкой слабостью.

Он часто думал — кем бы был Раззук в прайде, если бы кокос не начал жрать его. Стал бы он преданным и надежным как скала бетой? Или любопытным и независимым раздолбаем-гаммой, как Райних? Или вечно парящим в облаках податливым и творческим дельтой, как папа? Или… Но все четче и четче Неймо понимал, что Раззук дельта. Как отец, да. О котором он заботился всю жизнь почти, с шести лет, с тех пор, как бродячая безродная кошка, его мать, привела маленького Неймо в жутко захламленную квартиру папеньки, познакомила их и исчезла навсегда. Папа тогда погладил его между ушей, накормил вкусными яблоками, запеченными, в корице с сахаром. А вечером устроил купание в ванной, превратившееся в эпическое пенно-морское сражение мочалками.

Папенька явился самым чудесным котом маленькому Неймо, и он так сильно его любил и старался порадовать… Следил за роботом, чтобы в доме всегда был порядок, собирал одежду для стирки, настраивал кухонный комбайн на разные вкусности. Даже своими руками научился готовить любимые папины блинчики. А еще — разыскивать его по кабакам, совершенно невменяемого, распугивать разгульные компании, стремящиеся зависнуть у них дома… Папа снова и снова устраивал бардак из их жизни, а Неймо снова и снова надеялся, что все наладится, и они заживут по-нечески, почти как маленький прайд.