Миссия в ад

– Безусловно. Но давайте перейдем к делу. Я была в пожизненной зоне. Я была не из элиты и не из сомневающихся. Я была из враждебного класса, товарищ До. А теперь я считаюсь одним из самых ценных агентов, какие есть у нашей страны. Вероятно, тут есть еще подобные люди, но они пропадают понапрасну. Высший руководитель этого не одобряет.

– Нет, конечно нет… Я… что я должен сделать, товарищ Йе? Прошу, только скажите, и все будет сделано.

Чун-Ча окинула его взглядом. Он был гораздо меньше ростом и слабее с виду, чем ей запомнилось. Маленькой девочке, чья жизнь и смерть зависели от настроения этого человека, он мог показаться гигантом. Теперь же она видела лишь пустое место.

– Я хочу посмотреть на некоторых враждебных. Особенно девочек.

– Девочек? – повторил он изумленным тоном, вполне соответствовавшим выражению его лица.

– Да. Высшему руководителю известно, как полезны могут быть женщины в некоторых сферах. Гораздо больше, чем мужчины, которых легче распознать и выявить как потенциальных врагов в другой стране. Вы понимаете?

Он быстро закивал:

– Да-да, конечно, я понимаю.

Чун-Ча добавила:

– И я хочу, чтобы вы мне показали перспективных кандидатов.

Он снова кивнул:

– Да-да. Я сам вас провожу.

– Не сомневаюсь, – сказала она без улыбки.

Он, кажется, не понял смысла ее замечания. Он был жестокий, безжалостный и злобный – это она знала. А еще жалкий, тщеславный и пустой. Никакое образование не помогло бы ему добиться не то что славы, даже успеха.

– Я непременно сообщу о вашей готовности к сотрудничеству.

– О, спасибо, товарищ Йе. Спасибо, вы не представляете, как много это для меня значит.

– Вовсе нет. Как раз представляю.

Ее слова слегка сбили его с толку, но он тут же вернул прежнюю уверенность и сказал:

– Итак, под перспективными вы имеете в виду?..

– Я имею в виду, товарищ, таких как я.

Глава 50

Она просмотрела больше сотни детей от четырех до четырнадцати лет. Все они были похожи друг на друга: грязные, голодные, с пустыми глазами. Она перебрасывалась с каждым парой слов. Их ответы – если ей вообще отвечали – были сбивчивыми, короткими и простыми. Она понимала, что их вины тут нет.

Чун-Ча повернулась к охраннику, сопровождавшему ее:

– Сколько из них родилось здесь?

Он поглядел на нее чуть высокомерно, но ему явно приказали помогать ей – или на него падет гнев Высшего руководителя. Он окинул очередь юных узников ленивым взглядом, словно кур, приготовленных на убой.

– Примерно половина, – ответил он равнодушно и стер пятнышко грязи с рукоятки пистолета. – Было больше, но те родились без разрешения, поэтому их убили вместе с матерями.

Чун-Ча знала, что образование, которое эти дети получали, было крайне скудным. Из них специально делали дураков, которые так и умрут дураками – все для того, чтобы погасить внутренний огонь, заставляющий мечтать о чем-то большем в жизни. В какой-то момент, сколько бы гнева ни тлело у них внутри, побои, голод и промывание мозгов брали верх и убивали любые надежды. Чун-Ча показалось, что, задержись она в Йодоке еще хоть на день, она не выбралась бы отсюда живой.

В отдалении она заметила группу детей, согнувшихся под весом ноши – они тащили кто бревна, кто ведра, в которых – Чун-Ча знала – было дерьмо. Одна девочка поскользнулась и упала, расплескав содержимое ведра. Охранник, сопровождавший группу, ударил ее сначала палкой, а потом прикладом ружья и велел другим детям тоже бить ее, что они и сделали. Им внушали, что, если один из группы не справится с работой, наказание получат все: так их гнев перенаправлялся с охранников, которым должен был предназначаться, на других заключенных.

Чун-Ча смотрела на избиение, пока оно не закончилось. Она не шелохнулась и никак не попыталась помешать. Даже с верительными грамотами от Высшего руководителя в кармане она не могла надеяться, что, сделав нечто подобное, избежит наказания. Правила лагерей были непоколебимы, и никто не мог нарушить их без последствий.

Она и не хотела класть побоям конец – она хотела посмотреть на результат, потому что даже с расстояния заметила кое-что, что ее заинтересовало.

Побитая девочка встала, утерла кровь с лица, подхватила ведро с земли, голыми руками собрала в него дерьмо и прошла мимо охранника и других детей, которые ее били. Голову она держала высоко и смотрела прямо вперед.

– Кто это такая? – спросила Чун-Ча охранника.

Он прищурился, потом скривил гримасу:

– Ее зовут Мин.

– Сколько ей лет?

Охранник пожал плечами:

– Десять. Может, меньше. С ней одни проблемы.

– Почему?

Он повернулся к ней и осклабился:

– Она упертая маленькая сучка. Ее бьют, а она встает и уходит с таким видом, будто одержала победу. Она тупая.

– Приведи ее ко мне.

Ухмылка сползла с его лица, и он покосился на часы:

– До конца ее смены шесть часов.

– Приведи ее ко мне, – повторила Чун-Ча тверже, не сводя глаз с лица мужчины.

– Мы тут наслышаны про вас. Про то, что вы сделали в Букчане. – Охранник старался говорить уверенно, но Чун-Ча, чуявшая страх даже на расстоянии, видела, что мужчина ее боится.