– Оттуда, где она может быть – полагаю, что из сейфа их адвокатов.
– Кто же адвокаты у «Факта»?
– Бэрроус и Бэрроус.
– Контора на Грейс-Инн?
– Верно.
– Это лучшая фирма в Англии по криминальным делам! – сказал Раффлс, с гримасой в мою сторону. – Их комната для документов, наверное, самая защищенная в мире!
– Я ведь сказал, что работа непростая! – парировал ростовщик.
Раффлса, казалось, одолевали сомнения.
– Трудное дело на первый раз, а, Банни?
– И не говори.
– И вы всего лишь хотите, чтобы их письмо было… изъято, мистер Леви?
– Совершенно верно.
И бриллиантовая булавка сверкнула, колыхнувшись на волне, поднявшейся от утробного смешка.
– Изъято, и ничего более?
– Этого для меня будет вполне достаточно, мистер Раффлс.
– Даже если они хватятся его наутро?
– Пусть скучают по нему на здоровье.
Раффлс сложил пальцы рук, оценивая ситуацию, и покачал головой, не соглашаясь.
– Это принесет вам больше зла, чем блага, мистер Леви. Я склоняюсь к тому, что нужно действовать иначе – если мы вообще собираемся действовать! – добавил он с таким нажимом, что я уж вознес благодарность за то, что он, казалось, решил передумать.
– И что за новый план вы предлагаете? – поинтересовался Дэн Леви, который очевидно не разделял серьезности этого предостережения.
– Нужно взять лист бумаги из вашей конторы и подделать подделку! – заявил Раффлс с блеском в глазах и удовольствием в голосе, которые были мне хорошо известны. – Но я не стану выполнять эту работу с той тщательностью, как тот, кто сделал ту фальшивку. Моя бумага будет выглядеть почти как ваша – до того самого момента, когда господин прокурор предъявит ее на рассмотрении дела в суде. И тогда почва уйдет из-под ног у защиты за пять минут!
Дэн Леви подошел вплотную к Раффлсу, сотрясаясь, как гора желе, и весь лучась светом.
– По рукам! – воскликнул он. – Я всегда верил, что вы мне понравитесь, но насколько вы изобретательны, не знал до этой минуты.
– В рукопожатии не будет смысла, – отвечал Раффлс, все еще скрещивавший кончики тонких пальцев, – пока я не решу взяться за эту работу. И я еще очень далек от этого, мистер Леви.
Я снова задержал дыхание.
– Но вы должны, друг мой, попросту должны! – сказал Леви тоном, полным убежденности. Мне было жаль видеть, как он забыл, что пришел сюда ради угроз. Но, возможно, то была не забывчивость; возможно, он начал видеть в Раффлсе нечто большее, чем раньше, как давно видел я… если так, вдвойне жаль.
– Дело только в quid pro quo[5]
, – спокойно заметил Раффлс. – Вы ведь не ждете, что я ввяжусь в преступную деятельность, какой бы она ни казалась с точки зрения защиты ваших прав, если вы не вознаградите меня достойно.Ростовщик снова превратился в того Леви, к которому я привык.
– Полагаю, наградой вам будет полное отсутствие новостей из Карлсбада! – заявил он, хотя и не тем тоном, на который я надеялся.
– Что? – воскликнул Раффлс. – Так вы же сами признаете, что у вас нет никаких улик против меня?
– Возможные улики могут стоить вам пять лет за решеткой, не забывайте об этом.
– В то время как улики против вас из этого вашего письма уже, как вы сами признали, налицо! Впрочем, как хотите, – добавил Раффлс, поднявшись и пожимая плечами. – Если в уголовный суд попадем мы оба, мистер Леви, я буду ставить против вас, на то, что ваш приговор будет вынесен и исполнен, в отличие от моего!
Раффлс налил себе выпить, и, держа декантер в руках, одарил нашего гостя насмешливым взглядом; процентщик выхватил сосуд у него из рук и резко плеснул себе едва ли не с полстакана. Ему казалось теперь, что он рановато начал переоценивать Раффлса.
– Что ж, будьте вы прокляты! – начал он, уставившись на опустевший стакан. – Я доверился вам больше, чем какому-либо другому юнцу вашего пошиба; назовите вашу плату, и заработайте ее, если сможете.
– Вам она может показаться чрезмерной, мистер Леви.
– Наплевать. Выкладывайте, чего вы хотите.
– Вы должны будете оставить ваши претензии по долгу мистера Гарланда; простить ему залог дома так же, как вы сами рассчитываете на прощение; и тогда ваше письмо окажется у вас в руках, а иначе – у полиции до конца недели!
Произнесенное с решимостью и простотой, обращенное к равному, тоном скорее убедительным и умиротворяющим, чем властным и повелевающим, это невероятное требование все же поразило меня до самого сердца своей демонстративной абсурдностью. Как будто свисток судьи прервал важный матч за секунду до трудной ничьей – сердце реагирует на такие вещи раньше мозга, и, что касалось Раффлса, то как ни мало его опрометчивые друзья значили для меня, как ни удивлен был бы я его жертвами ради них, в этот момент я был готов броситься на их поработителя. С внезапной яростью дикарь метнул свой пустой стакан в камин и за треском его последовал такой взрыв ругательств, какой я редко мог слышать от двуногого животного.
– Я удивлен вашим поведением, мистер Леви, – сказал Раффлс презрительно, – если бы мы копировали вашу тактику, нам стоило бы выбросить вас в открытое окно!
Я встал с ним рядом, ради поддержки.