Мистер Минс и его двоюродный братец

— Итакъ, я говорю, джентльмены, что между нами присутствуетъ особа, снова началъ хозяинъ: — въ обществ которой, я увренъ, мы вс испытываемъ величайшій восторгъ… а… а… разговоръ этой особы каждому изъ насъ доставилъ и доставляетъ безпредльное удовольствіе. (Слава Богу! это касается не до меня! подумалъ Минсъ, сознаваясь, что недоврчивость къ нему и исключительность его особы не давала ему возможности выговорить и дюжины словъ со времени его прихода въ домъ.) Джентльмены, я самъ по себ человкъ весьма незначительный и, быть можетъ долженъ просить извиненія за то, что чувства дружбы и привязанности къ особ, про которую я говорю, принудили меня осмлиться встать и предложить тостъ за драгоцнное здоровье особы…. особы, которая, я увренъ… то есть особы, которой добродтели и превосходныя качества всегда будутъ неоцненны для того, кто знаетъ ее, — и тотъ, кто не зналъ еще эту особу, вроятно, полюбятъ ее отъ всея души….

— Вниманіе! вниманіе! проговорило общество съ видомъ одобренія и ободренія.

— Джентльмены! продолжалъ Бодденъ: — мой двоюродный братъ есть человкъ, который… который мн родственникъ… (Вниманіе! вниманіе! — Минсъ довольно внятно простоналъ.) видть у себя котораго, видть его въ моемъ собственномъ дом я вмняю себ въ особенное счастіе, и еслибъ онъ не былъ здсь, то, вроятно, лишилъ бы насъ безпредльнаго удовольствія, которое каждый изъ васъ испытываетъ при его лицезрніи. (Громкіе криви: вниманіе! вниманіе!) Джентльмены, я чувствую, что употребляю во зло ваши снисхожденіе ко мн и такъ долго утомляю ваше вниманіе. Съ чувствомъ глубокаго уваженія, признательности и…. и….

— Удовольствія, подсказалъ домашній другъ.

— И удовольствія, я предлагаю тостъ за здоровье мистера Минса.

— Позвольте, джентльмены! воскликнулъ неутомимый маленькій человчекъ съ рыжими бакенбардами. — Не угодно ли вамъ будетъ, чтобъ началъ я? Гип! гип! гип! — Ура! Гип! гип! гип! — Ура! Гни! гни! гни! — Ура-а-а!

Взоры всего общества устремлены были на предметъ заздравнаго тоста, который, проглотивъ портвейнъ и подвергаясь неизбжной опасности захлебнуться, всми силами старался скрыть свое смущеніе. Посл продолжительной паузы, допускаемой скромностью, мистеръ Минсъ всталъ, но… какъ газеты выражаются иногда въ своихъ донесеніяхъ: «мы крайне сожалемъ, что лишены всякой возможности передать вашимъ почтеннйшимъ читателямъ сущность замчаній достопочтеннйшаго джентльмена». Слышимыя по временамъ слова: «предстоящее общество…. честь…. настоящій случай…. величайшее счастіе», а пополняемыя въ промежуткахъ выраженіемъ крайняго замшательства, вполн убдили общество, что мистеръ Минсъ произнесъ превосходнйшій сичъ; и вслдствіе такого убжденія, когда ораторъ занялъ свое мсто, единодушное «браво!» и громкія рукоплесканія огласили столовую.

Джонсъ, выжидавшій долгое время удобнаго случая, всталъ и обратился къ хозяину дома.

— Бодденъ, сказалъ онъ: — вроятно, ты позволишь мн предложить тостъ?

— Почему же нтъ? отвчалъ Бодденъ, прибавивъ въ полголоса Минсу, сидвшему противъ него: — удивительно острый малый: ты будешь въ восторг отъ его спича.

Мистеръ Минсъ поклонился, и мистеръ Джонсъ приступилъ:

— При различныхъ случаяхъ, при разнообразныхъ примрахъ, подъ вліяніемъ обыкновенныхъ и необыкновенныхъ обстоятельствъ, въ собраніи различныхъ обществъ, на мою долю выпадало предлагать тосты тмъ особамъ, которыми въ ту пору я имлъ честь быть окруженнымъ. Иногда, я долженъ отъ души сознаться — да и къ чему мн скрывать? — иногда я чувствовалъ весьма затруднительное положеніе при подобномъ предпріятіи и сознавалъ совершенную неспособность выполнить его отчетливо. Если я чувствовалъ это при прежнихъ случаяхъ, каковы же должны быть мои чувства теперь…. теперь…. при весьма необыкновенныхъ обстоятельствахъ, въ которыхъ я нахожусь. (Вниманіе! вниманіе!) Описать врно состояніе души моей не нахожу возможности; но чтобъ дать вамъ, джентльмены, хотя малйшее понятіе о чувствахъ моихъ, я долженъ обратиться къ одному странному въ своемъ род обстоятельству, которое сію минуту пришло мн на память. При одномъ случа, когда истинно великій и знаменитый человкъ, Шериданъ, находился….

Трудно опредлить, какъ долго продолжалась бы эта безпримрная рчь, еслибъ въ комнату не вбжалъ, едва переводя духъ, мальчикъ въ ливре и не сказалъ, что такъ какъ идетъ сильный дождь, то девяти-часовой дилижансъ нарочно подъхалъ сюда узнать, не отправляется ли кто нибудь въ городъ, — потому что въ дилижанс есть пустое мсто.