Лорд Мортимер неожиданно приподнялся на локтях. Его блестящее лицо, измученное нарывами, исказилось. Видящий глаз нашел Мэтью.
— Умоляю вас! — Его голос был суров, даже когда он просил. — Помогите! Если это дочь, проводите ее ко мне! Если это он… ради всего святого… уговорите его дать мне еще несколько часов!
— Сэр, я…
— Пожалуйста! Момент настал! Прошу вас!
— Хорошо, — сказал Мэтью. — Я пойду.
Он отвернулся от постели и того, что еще оставалось от богача, и направился к выходу, когда рядом с ним вдруг оказался доктор Баркер. Врач прошептал Мэтью на ухо:
— Чахотка лишила его рассудка. Вы ведь это понимаете?
— Я знаю, что мне заплатили за то, чтобы я выполнил задание. Это я и сделаю в меру своих способностей.
Мэтью направился к выходу из комнаты. Подоспел Оберли со свечой в руке и открыл дверь. Они вместе вышли и спустились, чтобы поприветствовать ночного гостя.
3. Грехи и мерзости
Когда они спускались по лестнице, начали бить старинные часы. Они ударили девять раз. Оберли велел Бесс не подходить к самой двери. Мэтью отодвинул засов, открыл дверь, и его обдало ледяным дождем и ветром, пронизывающим до костей.
— Я пришла повидаться с ним, — сказала женщина, закутанная в черный плащ с капюшоном.
— О… пожалуйста… — Проявляя рвение, Оберли оттеснил Мэтью. — Пожалуйста, мисс Кристина, входите.
Она переступила порог и поежилась. Оберли закрыл за ней дверь.
— Позвольте ваш плащ?
Она покачала головой:
— Нет, пока нет. Очень холодно. Пока нет.
— Вам подать чаю с кукурузными лепешками? — предложила Бесс.
— Я не хочу пить и не голодна, — сдавленным, отрывистым голосом ответила Кристина Мортимер. — Я лишь хочу поскорее покончить с этим… и — домой.
— А мне принесите, пожалуйста, чаю, — сказал Мэтью служанке. — С сахаром, если можно.
Затем он полностью сосредоточил свое внимание на дочери богача. Она почти с отчаянием терла руки, пытаясь согреться.
— Никогда в жизни мне не было так холодно, — сказала она. Ее карие, как у отца, глаза оглядели холл. — Боже милостивый, что я делаю в этом доме?
— Я думаю, вы правильно сделали, что приехали, — сказал Мэтью.
В ответ Кристина посмотрела на него так, будто лишь сейчас увидела — секунду назад он был только тенью, едва заметной при свете свечей. Она нахмурилась, сдвинув каштановые брови:
— Кто вы?
— Меня зовут Мэтью Корбетт. Я приехал из Нью-Йорка.
— Это мне ни о чем не говорит. Откуда вы знаете моего отца?
— Он нанял меня.
— С какой целью, сэр?
Скрывать не было смысла.
— С целью обмануть Смерть. Вернее… попросить Смерть дать вашему отцу отсрочку, чтобы он смог поговорить с вами.
— А… эта старая история. — Кристина едва заметно и весьма надменно улыбнулась. — Значит, вы здесь по поручению помешанного.
— Но это все-таки поручение.
— Хм, — сказала она, и они, кажется, оценили друг друга по достоинству.
Кристина Мортимер сбросила капюшон, — может быть, чтобы Мэтью получше рассмотрел, с кем имеет дело. Ее густые рыжевато-каштановые волосы рассыпались по плечам. Лицо у нее было бледное, подбородок твердый, глаза смотрели в упор. Роста она была среднего, крепко сбита — цитадель гордых намерений. Мэтью чувствовал рядом с ней какое-то необъяснимое беспокойство. Ему теперь было понятно, как отец и дочь могли разбить вдребезги все, что было между ними. Она пристально, не мигая смотрела ему в глаза.
— Не думаете ли вы, сэр, что это вздор?
Бесс принесла коричневую кружку с чаем. Мэтью сделал глоток, прежде чем ответить:
— От моего мнения здесь ничего не зависит. В отличие от мнения вашего отца.
— Понятно. — Она стала снимать черные перчатки, но потом, прищурившись, передумала. — Холодно, — тихо сказала она. — Не нужно мне было выходить из дому в такой вечер.
— Слава Богу, что вы приехали, — сказал Оберли. — Может быть, все-таки выпьете чаю, чтобы согреться?
— В этом доме нет тепла, — ответила она. — Я буду мерзнуть здесь, даже если наполню утробу огнем.
— Но вы здесь, — сказал Мэтью, и она снова посмотрела на него своим пронизывающим, вселяющим тревогу взглядом. — Чтобы приехать, вы бросили вызов стихиям. Значит, вам, по крайней мере, интересно услышать, что хочет сказать вам отец.
Она молчала. Потом открыла рот, снова закрыла и как-то странно наклонила голову.
— Стихиям, — проговорила она и на несколько секунд как будто унеслась куда-то. Затем сказала: — Да. Простите меня… Мои мысли… — Она покачала головой. — Не люблю этот дом. Я днем проходила тут. И мне стало тоскливо. А ночью здесь просто… — Она подняла руку в перчатке и погладила себя по затылку. — Невыносимо, — договорила она.
— Пойдемте к лорду Мортимеру? — тихо и опасливо спросил Оберли.
— Пойдемте. Хорошо. Я здесь… Не знаю, долго ли пробуду, но я здесь.
— Надеюсь, достаточно долго, — сказал Мэтью, — чтобы оказать честь умирающему?
— Честь, — проговорила она, словно произнесла гадкое ругательство. — Вы, сэр, должно быть, не знаете значения этого слова. Отведите меня к нему, — велела она слуге.
Они направились к лестнице.
— Вашей лошади удалось подняться по склону? — спросил Оберли.