— Нет. Я лишь благодарю Господа за то, что страдания людей закончились. — Бертон потер правый висок, как будто ему было мучительно вспоминать прошлое. — Тут жили очень хорошие люди. Они были полны надежд. И какое-то время у нас все шло хорошо. Нью-Юнити начиналась как яблоневый сад. Ведь между тем местом, где мы находимся, и рекой лежат плодородные земли. Сюда приезжало все больше людей, и вдруг разразилась лихорадка. Сэр, это было что-то ужасное. Страшно было видеть, как все эти люди страдают и просят Бога над умирающими близкими о милости, но… все, что я мог делать, — это молиться. Привезли врача из Бельведера, и он делал все, что было в его силах, но… как победить такого врага? Врач заболел сам и умер. А потом… и моя жена. — Он приложил слабую руку ко лбу; где-то на востоке снова прокатился гром. — Мы прожили с ней пятьдесят два года, с моей прекрасной невестой. У нее был жуткий кашель, и до своего последнего мгновения она сжимала мою руку. Я шептал ей: «Подожди меня, Эбигейл, пожалуйста, подожди меня». Но через эти мучения проходило множество других людей. Я не мог думать только о себе и о своей утрате. Я должен был быть сильным — ради других. Ради умиравших маленьких детей, матерей, смотревших, как их малютки покрываются бледностью, переходящей в мертвенную белизну. И ради рослых молодых мужчин, у которых были такие большие мечты, и женщин, которые пришли сюда вместе с ними, чтобы строить здесь новую жизнь. И вот теперь они лежат в могилах. Надеюсь, им там спокойно. Но, господа, если б вы знали, что им пришлось пережить.
Воцарилась тишина, слышно было лишь, как потрескивает огонь да дождь хлещет по окнам.
И тут вдруг Тирантус Морг захохотал.
— А ну, закрой рот! — У Грейтхауса пылали щеки, он схватил арестанта за бороду и скрутил ее.
Морг не переставал смеяться, в глазах его блестели слезы не то веселья, не то боли.
— Прекрати, я сказал! — закричал Грейтхаус.
Джеймс вскочил на все четыре лапы и глухо, утробно зарычал, но Том положил руку псу на загривок, удерживая его.
— Простите меня! Простите! — Морг попытался подавить смех и закашлялся, да так сильно, что Грейтхаус отпустил его. Мэтью не знал, что и думать; похоже, пациент совсем слетел с катушек. — Извините! — повторил Морг, вытирая глаза и нос и долго, прерывисто втягивая в себя воздух. — Мне просто… Мне просто так смешно… Так потешно… никто из вас… черт возьми, понятия не имеет… — когда он произносил последние четыре слова, его взгляд прояснился, голос напрягся, и он поднес руку к подбородку под лоскутной бородой, чтобы потереть воспаленную кожу, — что такое настоящее страдание.
— Извинись перед его преподобием! — потребовал Грейтхаус с таким ожесточением, что на губах у него запенилась слюна. — Иначе, клянусь Богом, я тебе рожу расквашу!
Он уже сжал руку в кулак и готов был в любой миг обрушить удар.
Глядя на поднятый кулак, Морг засунул указательный палец в рот и нащупал кусочек крольчатины, застрявший между верхними зубами.
— Сэр, я извинюсь, — небрежно сказал он, — если собравшееся общество выслушает мой рассказ о страданиях.
Кулак должен был вот-вот въехать ему в лицо. Мэтью понимал: еще секунда, и все кончится кровавым месивом.
— Не надо, — предостерег он, и разъяренный взгляд Грейтхауса переметнулся на него.
Занесенный для удара кулак медленно разжался.
— Пусть говорит, — сказал преподобный Бертон, устремив мутный взгляд в пространство между Грейтхаусом и арестантом. — Рассказывайте, сэр, только, прошу вас, не упоминайте имя Господа нашего всуе.
— Спасибо. Можно мне еще чашечку сидра? Горло промочить.
Бертон кивнул, и Том налил арестанту.
Морг отхлебнул порядочный глоток, сначала пополоскал сидром рот и только потом проглотил. Отставив чашку на стол, он повернул ее пальцами с зазубренными ногтями, похожими на когти.
Вдали глухо загремел гром — снова заговорила приближающаяся буря.
— Жил когда-то мальчик, — начал Морг. — Трудолюбивый английский мальчишка. Его мать, пьяную, убили в кабацкой драке, когда ему не было еще и десяти лет, и ее кровь забрызгала ему ноги, но это не важно. Сей благонамеренный парнишка отправился с отцом на заработки, и судьба забросила их на рудники Суонси. Они стали углекопами. Работали кирками и лопатами. Под землей вкалывали. Отец и сын почернели и снаружи, и внутри, в глаза и зубы забилась черная пыль, целыми днями, час за часом, в их ушах звенела музыка копей, и все ради того, чтобы им в ладони упал желанный маленький пенни. Вернее, в ладонь отца: мальчику очень хотелось, чтобы его отец однажды разбогател и оседлал мир, получив титул графа или герцога. Чтобы он со временем стал кем-то важным, тем, кем можно гордиться. Понимаете?
Все молчали. Морг воздел палец к потолку: