Возможно, Сэм испытывал только часть того единения, которое так отличало Габриэля от остальных. Для него выбранные песни были большим – они брали над ним верх. И сейчас он словно бы нашел в ней то, чего до сих пор Сэм не видел. Он нашел в ней свое собственное желание – Сэм оказался на спине, удерживаемый на месте не только весом Габриэля, но и его неожиданно сильной хваткой на собственных запястьях. Он удивленно выдохнул, не узнавая Габриэля – не признавая его поцелуев, слишком резких и порой причиняющих боль, но все таких же умелых. Как будто каждое его прикосновение имело цель, с какой Сэм до сих пор не был знаком. Это не было показным, как для Дина, когда Габриэль провел языком по его ключице, ладонью задирая футболку. Это не было успокаивающим и отвлекающим жестом, когда он изучал кончиками пальцев его живот, за ними едва касаясь губами, он спускался к поясу джинс. Следом звучала какая-то громкая песня, которую Сэм воспринимал не иначе, как усиливающий шум крови звук, который скрывал некоторое время его панику. Он был возбужден, и это было невозможно скрыть, тем более что ответное желание было так же сильно. На какой-то момент Габриэль опустился на его бедра, и даже двойной слой ткани не скрыл его возбуждения.
В тот момент Габриэль был другим – непривычно взрослее и снова опытнее, с проступившими чертами лица, гораздо резче, чем у Сэма благодаря возрасту, с едва ли нежными движениями и совершенно незнакомым огнем в глазах. Он сидел на бедрах Сэма, оглядывая комнату в поисках пульта от проигрывателя, и все это время Сэм потратил на то, чтобы изучить его в который раз – он был чаще всего таким же неуверенным, как Сэм, подстраивался под него, но в тот момент что-то послужило для него сигналом, но сейчас он снова был другим. Как будто в нем постоянно было сразу несколько Габриэлей, от властного и уверенного до погруженного в себя флегматика, и Сэм не мог сказать, уставал ли он от этого или только предвкушал каждого нового. Этот Габриэль казался ему совершенным – тем, кому не нужно думать о несовершенстве своего тела, недостатке опыта, о сомнениях в ответе и общей концепции надобности, он просто брал то, что хотел. И, черт возьми, если Сэм не был готов ему это отдать. Что угодно. Светлые волосы падали на лицо, изменяя привычные черты и делая его еще старше, а некоторая отстраненность только добавляла уверенности в том, что он на своем месте. В отличие от Сэма.
Он привык к мысли, что однажды ему все же придется решиться на новую близость, иначе он просто умрет от постоянного возбуждения – формирующееся тело требовало ответа сильнее, чем разум своих ответов. Тело горело и не хотело слушать разум, оно хотело отдаться его рукам, не желая даже разрешать анализировать. Оно требовало прикосновений, и Сэм нетерпеливо ерзал под Габриэлем. Он не слышал мыслей, зарываясь пальцами в его волосы и требуя поцелуя, не замечал растущей паники, незаметной на фоне того, как екнуло сердце, стоило Габриэлю понимающе усмехнуться. В нем словно бы сражалась потребность с невозможностью, и он слепо доверял только Габриэлю, одной рукой приподнимающему его за талию к себе, к собственной обнаженной груди. Полупоцелуи-полуукусы, которыми Габриэль покрывал его шею, отвлекли его от того, что заставило панику пробиться вперед несколькими секундами спустя – ладонь Габриэля накрыла его ширинку. Помедлив, он отпустил собачку молнии и провел по члену сквозь грубую ткань джинс, ловя каждый выдох Сэма губами. Не в состоянии отвести взгляд, Сэм покраснел, осознав, что неосознанно вцепился руками в его плечи. Ему казалось, что больше он не смог бы выдержать – ему достаточно было того, что желание, связанное с ним, сделало с Габриэлем. Его удерживал призрак страха, не отпускающий его с первого прикосновения. С каждым новым объятием Сэм упорно заходил все дальше и дальше, сражаясь с ним, но сейчас он остался со страхом наедине.
Он боялся, что этот раз будет единственным и последним.
Как только осознание этого страха захватило его мысли, он похолодел, уже не понимая, куда уходит весь его жар. Не так. Он хотел бы не так. Он даже не был уверен, как именно он хочет, но при мысли о том, что эта грань обычно решающая, он понял, насколько не хочет переходить ее, несмотря на отчаянное физическое влечение. Он отстранился, и Габриэль поднял руки, не понимая, что происходит. Сэма хватило только на короткое «Извини», когда он рывком поднялся на ноги и выбежал из комнаты, все еще не в состоянии привести в порядок дыхание. Одернув футболку и откладывая споры с самим собой, он решительно направился к лестнице – он больше так не мог.
***