— Этотъ человкъ немного шепелявилъ и нисколько не скрывалъ этого; наоборотъ, онъ шепелявилъ еще сильне, чмъ это было у него отъ природы, чтобы выставить свой недостатокъ напоказъ. У него были удивительныя идеи относительно женщинъ. Между прочимъ, онъ часто разсказывалъ про себя въ обществ одну исторію, которая въ его устахъ была невыразимо смшна. Стояла зима съ сильнйшими морозами, термометры лопались, и люди день и ночь сидли по домамъ. Но въ одинъ прекрасный день ему непремнно нужно было побывать въ сосднемъ город, и онъ отправился вдоль оголенныхъ полей; только изрдка попадались ему хижины, да холодный втеръ нестерпимо рзалъ ему лицо. Во время этого странствія онъ вдругъ увидалъ, что изъ одной хижинъ: выбжала женщина, полураздтая несмотря на отчаянный холодъ, и бросилась прямо къ нему; она безпрерывно кричала: "Вы отморозили носъ! У васъ носъ отмороженъ, обратите вниманіе, вы идете съ отмороженнымъ носомъ!" Женщина держала въ рукахъ ковшикъ и рукава у нея были засучены; она замтила, что мимо идетъ человкъ съ отмороженнымъ носомъ, и тотчасъ бросила свою работу, чтобы предупредить его. Хе-хе-хе, слыхано ли что-либо подобное на свт! И вотъ она стоитъ съ засученными рукавами на рзкомъ втру, а правая щека ея постепенно все больше и больше блетъ и превращается въ одно сплошное отмороженное мсто. Хе-хе-хе, это прямо невроятно!.. Но, несмотря на этотъ и другіе примры женскаго самоотверженія, этотъ шепелявый господинъ былъ мднымъ лбомъ въ этомъ вопрос. "Женщина — странное и ненасытное существо", говаривалъ онъ, не объясняя, почему именно она странна и ненасытна. "Прямо невроятно, что она можетъ забрать себ въ голову". говорилъ онъ. И — затмъ онъ разсказывалъ: "У меня былъ другъ, влюбившійся въ одну юную двицу. Звали ее Кларой. Онъ выбивался изъ силъ, чтобы получить ея согласіе, но ничего не выходило: Клара ршительно знать его не хотла, а между тмъ онъ былъ красивый, представительный молодой человкъ. У этой Клары была сестра, необычайно неуклюжее, горбатое созданье, даже слишкомъ ужъ безобразное; въ одинъ прекрасный день, мой другъ сдлалъ ей предложеніе; одному Богу извстно, зачмъ онъ это сдлалъ, но онъ сдлалъ это по расчету, а, можетъ быть, и потому, что дйствительно полюбилъ ее, несмотря на безобразіе. Ну, и что же сдлала Клара? Да, вотъ тутъ-то сразу женщина и выпустила свои когти; Клара оретъ, Клара задаетъ адское представленіе; онъ меня добивался! меня добивался! говоритъ она; но ему не удалось; я не хотла ни за что въ мір выйти за него, говоритъ она. Ну, и что же: вы думаете, онъ получилъ сестру, въ которую онъ все-таки сильно влюбился? Нтъ, вотъ это-то и есть самое хитрое во всей исторіи: Клара не пожелала отдать ему и сестру. Хе-хе-хе! Нтъ, разъ она была той, которой онъ старался добиться, онъ ни въ коемъ случа не долженъ жениться на ея горбатой сестр, хотя она ни за кого не была просватана. Такъ мой другъ не добился ни одной изъ этихъ двицъ"… Это былъ одинъ изъ многихъ разсказовъ шепеляваго. Его разсказы были особенно забавны именно потому, что онъ шепелявилъ. Впрочемъ онъ былъ большой загадкой человческой природы. Я вамъ наскучилъ?
— Нтъ, — отвчала Дагни.
— Да, это была большая загадка человческой природы. Онъ былъ такъ жаденъ и такъ вороватъ, что способенъ былъ завладть оконными ремнями въ вагон желзной дороги и утащить ихъ съ собою домой для какого-нибудь употребленія. Рано или поздно онъ долженъ былъ попасться въ краж. Съ другой стороны, когда на него нападало извстное настроеніе, онъ не придавалъ никакого значенія деньгамъ. Однажды ему вздумалось устроить неслыханную поздку въ каретахъ; онъ нанялъ для себя одного двадцать четыре кареты, которыя пустилъ одну за другой впередъ. Двадцать три хали совершенно пустыя, а въ двадцать четвертой, — послдней, — сидлъ онъ самъ и поглядывалъ на прохожихъ, довольный какъ богъ своимъ поздомъ.
Но Нагель безуспшно переходилъ съ одного предмета на другой; Дагни почти не слушала того, что онъ говорилъ. Онъ умолкъ и задумался. Чортъ бы побралъ, до чего глупа вся его болтовня и какого ежеминутно онъ валялъ дурака! Встртить юную двушку, къ тому же еще даму своего сердца, и занимать ее какими-то глупостями объ отмороженныхъ носахъ да о двадцати четырехъ каретахъ! И вдругъ ему вспомнилось, что онъ однажды уже основательно проговорился такой же безвкусицей объ эскимос и бювар. При этомъ воспоминаніи кровь внезапно залила его лицо, его передернуло, и онъ почти остановился. Почему же, чортъ возьми, онъ не слдитъ за собою! О, какой срамъ! Эти мгновенья, когда онъ такъ непростительно глупо болтаетъ, длаютъ его смшнымъ, унижаютъ его и отодвигаютъ его назадъ на цлыя недли и мсяцы. Ну, что она теперь должна думать о немъ!
Онъ сказалъ:
— А сколько времени осталось теперь до базара, до базара въ пользу защиты отечества?
Она отвчала съ улыбкой:
— Отчего вы такъ старательно подыскиваете темы для разговора? Отчего вы нервничаете?
Этотъ вопросъ былъ для него такъ неожиданъ, что онъ одно мгновеніе смотрлъ на нее совсмъ растерянно. Онъ отвчалъ, задыхаясь, съ бьющимся сердцемъ: