Мистеры миллиарды

Теплое озеро, песчаный берег, лесок, реклама сделали свое дело. Тысячи жителей американской столицы, спасаясь от влажной городской духоты, стали проводить здесь субботние и воскресные дни. С каждого по доллару — рыжему капиталец. Построил мотель, лодочную станцию, ресторан, прикупил соседние овраги. Дело растет быстро, принося большой доход. Сейчас на его текущем счету уже около полутора миллионов долларов.

...Само по себе все это — и овраг, превращенный в озеро, и воскресный отдых горожан, — конечно же, неплохо и разумно. Но баланс большого света не сходится — чистоган, помогая создать в данном случае пляж, убивает в человеке человеческое. Оборотистый фотограф становится не только и даже не столько хозяином, сколько жертвой бизнеса, воплощая собой те моральные издержки, которыми в обществе, где все меряется на деньги и только на них, сопровождается эта сама «частная инициатива». Волею случая, хотя и не без собственной изворотливости, выбившись из низов и обогатившись, он, что называется, сошел с резьбы. Будучи одним из очень немногих, такой выскочка уверовал в свои сверхчеловеческие данные и убежден, что не он должен обществу, но общество ему.

Янг и представители его разновидности не способны увидеть и не видят ничего, кроме своих долларов, и приходят в неописуемую ярость от всего, что, по их мнению, может помешать самовозрастанию оных. Они еще не обрели уверенности в прочности свалившегося на них богатства, трепещут от мысли, что могут его потерять. Странная смесь высокомерия, граничащего с манией величия, и комплекса неполноценности, самоуверенности и страха, удачливости и невежества, безграничной агрессивности и плохо скрытой трусости, толстой чековой книжки крупного предпринимателя и въевшейся в плоть и кровь психологии мелкого лавочника — таков его портрет. И еще озлобленность в отношении могущественных родов финансовой аристократии, не дающей ему ходу, и мучительная зависть по их адресу, презрение к той среде, которая волею случая покинута, и опасения быть вновь низринутым вниз — вот этот социальный тип, хотя и не столь уже много численный, но играющий в сегодняшней Америке роль немалую и опасную...

— Кто мне помог? — уже не вопит, а философствует рыжий детина, расположившись на траве. — Президент мне помог? Правительство? Сенат? Черта лысого! Я сам себе помог, я сам себя сделал. Так какого дьявола, — голос его опять поднимается до визга, — эти гниды из Вашингтона, это сучье племя лезет в мои дела! Почему я должен им платить налоги, которые растут, с какой стати меня обязывают заключать эти вонючие коллективные договоры с моими рабочими? Это вы во всем виноваты! Это все коммунистические идеи, Карл Маркс и прочее!

— А что вы знаете про коммунизм и Карла Маркса?

— Я не читаю всего того, что понаписала вшивая интеллигенция. Но я хорошо знаю, кто и почему засовывает руку в мой карман. И вы меня не собьете. От вас идет вся зараза, налоги, пенсии и прочий социализм. А эти хлюпики из Вашингтона, вместо того чтобы дать в морду, поджимают хвост. Нужен такой парень, как Барри. Он всем покажет.

И дальше без всякого перехода:

— Кстати, джентльмены, вы не знаете, почему русские дипломаты в воскресные дни стали меньше ездить на мое озеро? Скажите им, что самая лучшая вода в окрестностях Вашингтона здесь. И недорого, всего доллар с человека. Не забудьте, джентльмены, пожалуйста.

Бизнес есть бизнес, и, отложив в сторону свою политическую платформу, позабыв о сетованиях по поводу отсутствия автомата в руках, рыжий голдуотеровец приглашает нас всех к себе в гости.

— Не обращайте внимания на мой вид, — он показывает на пропотевшую тельняшку и разбитые парусиновые башмаки. — Это рабочий костюм. А дом у меня о'кэй, здесь недалеко, там продолжим беседу.

Не очень заботясь о дипломатичности формы, мы отвели внезапное приглашение. Но под вечер, когда собрались уезжать, мы вновь увидели рыжего. В элегантном костюме он восседал за рулем шикарной и очень дорогой спортивной машины. Ему явно хотелось покрасоваться...

Сидя на траве напротив яростно жестикулировавшего и разглагольствовавшего о коммунизме Янга, я поймал себя на том, что все время пытался мучительно сообразить, кого он мне напоминает. Но так и не вспомнил. И лишь позже — а вопрос этот гвоздем засел в голове — меня вдруг осенило: да конечно же, Ханта. И все встало на свои места.

То было не внешнее сходство. 80-летний техасец, степенный и преисполненный сознания собственной значимости, не походит на суетливого, взвинченного, лет 45, хозяина озера. И тем не менее и в том и в другом было что-то неуловимо сходное. В манере поведения, дремучем невежестве, в фанатичной исступленности, злобной ограниченности, неимоверном самомнении. Словом, это был один род, один вид, один и тот же социальный тип.

Попав в большие забияки со своей кучей долларов, они не только по рождению, но и по нынешней психологии мелкие буржуа, злобствующие от сознания непрочности своего положения, неуверенности в будущем.