Митрополит Филипп

Прежде всего, имени митрополита Филиппа нет ни в одном синодике подданных Ивана IV, замученных в опале[93]. Можно было бы сделать вывод, что царь не поминает того, кого не приказывал убить. Но в этих синодиках нет многих персон, к гибели которых первый русский царь, судя по другим источникам, был определенно причастен. К тому же если данная версия верна и государь действительно отдал приказ об умерщвлении монастырского узника, то его включение в такой синодик могло рассматриваться как раскрытие одной из величайших государственных тайн. Следовательно, Филиппа могли не вписать туда, опасаясь неприятных последствий, например, массовых волнений.

Этой версии противоречит уверенность составителя ранней редакции Жития в полной невиновности царя. А это равнозначно столь же твердой убежденности главного свидетеля — пристава Кобылина — в отсутствии «лицензии на убийство», выданной Малюте самим государем.

Можно, конечно, предположить, что Кобылин (или же агиограф, записывавший его слова) убоялся изрекать страшную правду о кровопийственном приказе Ивана Васильевича. Но это также будет из области воображения.

В конце концов, у всякого преступления есть мотив. Взявшись обвинять Ивана IV, следует четко объяснить, какой мотив для тайного убийства Филиппа имелся у царя. И тут возникает неприятная коллизия: все причины, по которым мог быть отдан такой приказ, лежат в области иррациональной — то ли умственная хворь, то ли маниакальная злоба. Конечно, существует немало людей, с дистанции в несколько сотен лет объявлявших царственного «пациента» безумцем, буйно помешанным, тупым кровожадным злодеем и т. п. В таком случае, разумеется, можно рассуждать, что царь, смертельно обиженный обличительными словами Филиппа и не удовлетворенный «слишком мягким» результатом церковного суда, в припадке патологической злобы решился истребить святителя или поставить его перед выбором: полное благословение опричнины либо немедленная смерть. Да только подтвердить такие рассуждения фактами невозможно. В настоящем судебном расследовании их не приняли бы в расчет: это не улики и не свидетельские показания, а всего лишь домыслы.

Филипп, лишенный сана и сосланный в невеликую провинциальную обитель, был уже не страшен Ивану IV. Влияния на дела он лишился. Воротить же назад, сделать незвучавшими его обличения, брошенные публично, никто не мог. Они сделали свое дело — столп христианской истины утвердился. Убийство Филиппа их никоим образом не перечеркивало. И, значит, твердого мотива для его совершения назвать не получается.

Наконец, рассмотрим версию третью.

Был ли у Малюты Скуратова мотив для убийства, если он не получил приказа от царя? Выше уже говорилось: был, и не один.

Похороны, совершённые в спешке, говорят о желании Малюты скрыть следы убийства на теле бывшего митрополита. Если бы у опричника было прямое и ясное распоряжение: «Убей!» — чего бы ему бояться? В. А. Колобков, изучавший обстоятельства гибели Филиппа, пишет о страхе за карьеру, который мог испытывать Малюта, когда разыгрывал перед настоятелем спектакль насчет кончины Филиппа от «зноя» и «угара».

Но ведь несанкционированное убийство Филиппа могло дорого стоить Скуратову. Как опричник, хотя бы и столь высокого ранга, мог решиться на столь дерзкое деяние без указания свыше?

Решился.

Вот и агиограф, составивший раннюю версию Жития, считает так же. По его мнению, преступление свершилось «хотением» Малюты.

И тут открывается самое некрасивое обстоятельство, сопровождавшее смерть Филиппа. Был ли у Малюты хотя бы один шанс убедить царя в полной своей невиновности, в том, что старик просто задохнулся или угорел точнехонько перед сиятельным приездом Малюты? Государь Иван Васильевич всю жизнь провел среди политических интриг, его опыт по этой части превосходил всё, что только мог представить себе опричник Скуратов-Бельский. И если даже сейчас, по прошествии без малого четырех с половиной столетий, утверждение о мирной смерти Филиппа не вызывает ни малейшего доверия, то тогда, по горячим следам, у опытного политика оправдания Малюты не удостоились бы ничего, кроме насмешки. Нельзя же врать столь неправдоподобно! Допустим, Малюта уверил царя в смерти Филиппа от рук каких-то гипотетических изменников. Но если бы это ему удалось, тогда малую тверскую обитель перерыли бы от подвалов до куполов, взяли бы всех подозрительных лиц и отправили на плаху добрую их половину. Но никто не искал изменников в Отроче монастыре.

Следовательно, царь знал, что убил Малюта.

И никак не наказал его.