Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский по прозвищу Малюта благополучно прожил еще несколько лет и лишился жизни лишь в январе 1573 года, во время штурма ливонской крепости Пайда. Хранитель множества царских тайн, доверенное лицо Ивана Грозного, оказался в странном положении после того, как опричнина была отменена. Держать его — пусть и нужного, полезного человека — «в приближении» становилось неудобным. Малюту отправили драться за «пролом» вместе с другими видными деятелями опричной эпохи. Там смерть отыскала Григория Лукьяновича… как-то очень вовремя. Но последние годы его биографии не омрачились ссылкой или опалой. Малюта процветал. Весной 1572 года в большом русском походе он числится вторым дворовым воеводой. О такой должности он, по худородству своему, прежде и мечтать не мог. Ее, по устоявшемуся обычаю, занимали родовитые аристократы, самые «сливки» московской служилой знати. Малюте она могла достаться лишь из величайшей милости государевой, в виде редчайшего исключения. После гибели Малюты царь сделал по его душе колоссальный вклад в 150 рублей — больше, чем по душам собственных дочерей. Жена Малюты получила крупную пожизненную пенсию.
За что?
Скуратов погиб честно — в бою, на ратном поле. Но карьеру он сделал отнюдь не в сражениях и уж совсем не как гений-администратор. Он начал подниматься над общим уровнем едва заметного провинциального дворянства во второй половине 1560-х годов. Возвышение его пришлось на «первый раунд» массовых репрессий опричнины — тот, что обрушился на страну в связи с «делом» боярина Федорова. Малюта не выигрывал сражений, не возглавлял посольства, отправляемые для трудной дипломатической работы, он не строил крепости и не отстаивал их от опасного неприятеля. Он был прежде всего карателем. Источники свидетельствуют о смерти великого множества людей разного возраста, пола и общественного положения, либо павших от рук самого Малюты, либо умерщвленных под его руководством бойцами из его отряда. Этот карьерист числился также одним из первых лиц в Слободском ордене, где процветали порядки, далекие от православных устоев. Он был также в числе ближайших советников Ивана Васильевича. Но прежде всего Малюта являлся именно карателем. И смерть Пастыря естественно вписывается в круг его обычных дел: она заняла место еще одного «мероприятия» по основной «специальности» Скуратова.
Одним словом, хорошо жил убийца Филиппа, да и семья его ни в чем не нуждалась. Никакого прижизненного отмщения за эту смерть опричник не получил. Остается надеяться, что Господь справедливо распорядился его душой на том свете!
Отдавал Иван IV приказ уничтожить Филиппа или не отдавал, доподлинно установить до сих пор не удалось и, возможно, никогда не удастся. Но отношение царя к убийству прежнего митрополита видно по тем благодеяниям, которыми осыпан был душегуб.
Нужно ли здесь еще что-либо комментировать?
«СОКРОВИЩЕ НЕКРАДОМОЕ»
ПРОСЛАВЛЕНИЕ ФИЛИППА
Биография святого не заканчивается в тот момент, когда приходит последний срок его земной жизни. Через каждого из святых Господь может сказать людям нечто важное, утешить и ободрить их, исцелить от недугов или оказать иную милость. Когда оканчивается время пребывания святого на земле, среди людей, начинается новый, мистический отрезок его жизни. Вывести этот отрезок за рамки биографии не то чтобы неправильно, а просто невозможно. Это означало бы зачеркнуть бездну смыслов, порой самых важных, в его судьбе и как минимум обеднить жизнеописание.
Митрополит Филипп ушел из жизни в одиночестве, бедности и унижении. Но не минуло и столетия, как он вернулся в жизнь России в роли учителя, сияя славой, даруя добрые надежды.
Земное странствие митрополита Филиппа получило продолжение за гробом. Церковь знает немало чудес, совершенных через него Богом. Однако первые годы после смерти святителя его почитание было делом неофициальным и даже опасным. Имя Филиппа оставалось до конца правления Ивана IV опальным. Царь никогда, ни единого раза не говорил об оправдании митрополита, о его правоте. Решение церковного суда не пересматривалось. А опричное окружение Ивана Васильевича, естественно, продолжало считать Филиппа «царевым ослушником». Что же касается Соловецкого монастыря, где столько лет провел Филипп, то его братии предстояли испытания.
Летописец, который вели монахи Соловецкой обители, сообщает о «гневе» государя на монастырь из-за митрополита Филиппа. Сторонники канонизации Ивана Грозного считают, что он, дескать, гневался на соловецкие власти, поскольку те «оболгали» митрополита и обрекли его на суровый приговор церковного суда. Более традиционная (и более достоверная) точка зрения состоит в том, что царь с недоверием относился к месту, где жили ученики и добрые друзья Филиппа, обличавшего жестокости опричнины.