Митрополит Филипп

Хоромина Спасо-Преображенского собора громадна. Толстые стены, слегка расширяющиеся книзу, создают ощущение необыкновенной мощи. Собор и в наши дни оставляет у богомольцев впечатление очень значительного сооружения: светлый, просторный, он при всей своей величине отнюдь не подавляет величием тех, кто любуется им, а скорее дарует звонкое чувство причастности к общему торжеству. Каменное одеяние храма — торжественное, строгое, гармоничное; камень, поднятый руками христиан над землей и водой, поет славу Богу; одного взгляда на собор достаточно, чтобы пожелать присоединиться к этому беззвучному пению, чтобы на ум пришли слова Символа веры или праздничного песнопения…

Сегодня Соловецкий монастырь — с какой стороны ни посмотри — кажется избыточной роскошью, под которой прогибается слабое земноводье острова, словно сливочный торт, поставленный среди буханок ржаного хлеба. Будто бы сама природа соловецкая расступилась перед мощью монастырских построек и застыла в позе адорации[36], почтительно склонив голову. Между тем Спасо-Преображенский собор возвышается над всеми зданиями обители, стягивая их, концентрируя вокруг себя; он-то и есть главное бремя и главная роскошь острова. Странник, перед которым впервые открывается панорама монастырских стен со шпилем колоколенки, с куполами, с белым исполином-собором, застывает и глядит неотрывно, понимая: это невероятно, этого здесь быть не могло! А потом отмирает, осеняя себя крестным знамением: с Божьей помощью все возможно. Знать, и тут без нее не обошлось.

Современный историк искусства В. В. Скопин называет Спасо-Преображенский собор «…важнейшим сооружением ансамбля, символом политического и духовного авторитета монастыря». Всё так! Но, наверное, слишком суха эта оценка. Не передает она то ликующее чувство, которым наполняется сердце, когда входишь на монастырский двор, медленно приближаешься к собору, поднимаешься по ступеням на второй этаж и входишь в горнее помещение — туда, где священник служит Господу, а с ним содействуют сотни прихожан. Когда-то, четыреста лет назад, составитель Жития Филиппа сказал просто, точно, прозрачно: «Совершися храм вельми чуден и превелик».

В Спасо-Преображенском соборе воплотился излюбленный в старомосковской державе образ «Горнего града» или, иначе, «града Небесного». Пять глав церкви далеко отстоят друг от друга, к ним присоединяются еще две главы — над приделами. Когда-то, в старину, центральную главу изображали в виде шатра. То ли необычной формы барабан, сужающийся кверху, принимали за малый шатер, то ли в XVI столетии над храмом и впрямь возвышался настоящий каменный шатер[37] — теперь уже понять невозможно. Но, во всяком случае, многоглавие Спасо-Преображенского собора на Соловках скорее отвечает не старинному богатырству Успенского собора в Кремле или его «старшего брата» во Владимире, а разноголосице узорчатых главок над Покровским собором, что на Рву[38], который в наши дни чаще именуют храмом Василия Блаженного. Каждая глава соловецкого храма вознесена на особую башенку, а потому как будто самостоятельна, как будто поставлена над собственным храмом. Верхняя часть здания, а также башенки под угловыми главами оформлены множеством килевидных кокошников и двускатных треугольных конструкций — своего рода «каменной гармошкой»[39]. Это очень напоминает условное изображение множества палат на летописных миниатюрах XVI столетия. При Иване Грозном появилось грандиозное летописное сочинение — Лицевой свод, украшенный тысячами миниатюр. Всматриваясь в иллюстрации свода, замечаешь, насколько похожи нарисованные древними живописцами города, состоящие из этого «множества палат», на архитектурное убранство Спасо-Преображенского собора. Существует немало икон XVII столетия, где в качестве детали второго плана присутствует Соловецкий монастырь, в том числе и соборное здание. Так вот, в исполнении старинных иконописцев он выглядит точь-в-точь как город, а не просто церковь. Возможно, Филипп, беседуя с зодчими, поделился с ними идеей: «Я вижу на этом месте земное отражение града Небесного. Сделайте так, чтобы и другие люди увидели его здесь».

Русские книжники XVI века считали народ России «новым Израилем»: после того как «ветхий Израиль» утратил благодать, издревле почивавшую на нем, Русь обрела ее, став, таким образом, державой — центром мира, средоточием святости. Москву тогда воспринимали в большей степени как «Второй Иерусалим», а не «Третий Рим». И в художественной мысли той эпохи образ «Второго Иерусалима» закрепился прочно. Русские паломники, совершавшие «хождения» на Святую землю, знали, как выглядит храм Гроба Господня, какими древлехристианскими святынями наполнен Иерусалим, какие места в нем напоминают о пришествии Христа, касавшегося стопами его земли.