С тех пор Филипп избавил себя от необходимости с тревогой отправлять кого-то из братии на рыболовный промысел — тяжелый и рискованный, особенно при сильном ветре и высокой волне.
Наконец, обитель издавна держала скот: коров — в основном ради молока и кож да лошадей — как тягловую силу. Иногда в популярных книжках пишут: мол, игумен Филипп завел скотный двор на острове Большая Муксалма, где впоследствии монастырские стада находились в течение нескольких столетий. Но это не совсем так.
Скотины при Филиппе прибавилось — более чем вдвое. Но коровник, несомненно, был на Муксалме уже в 10-х годах XVI века, а возможно, даже раньше, во второй половине XV столетия. В начале игуменства Филиппа поголовье стада несколько уменьшилось по сравнению с началом столетия — возможно, хозяйственный итог предыдущего игуменства вышел не слишком удачным. Но во второй половине 60-х годов обитель уже располагала 71 лошадью вместо 30 да 60 волами вместо 25 (если сравнивать с данными описи 1549 года)[44]. Прирост был во всем: в бытовой утвари и одежде, в колоколах и постройках, в иконах и книгах, в богослужебных ризах и солеваренных котлах…
Естественно, кое-что обитель приобретала на свои средства. Но большей частью она получала пожертвования богатых людей. И вторым по значительности «вкладов» благодетелем монастыря — после царя Ивана Васильевича — был сам игумен Филипп. На одни только гидротехнические работы он пожертвовал в разное время 50 рублей, что было весьма значительной суммой.
Фактически игумен Филипп за 20 лет правления произвел на Соловках экономическую революцию. Для хозяйства обители, для бытового и богослужебного обихода братии и тем более для внешнего вида монастыря он сделал фантастически много.
В игуменство Филиппа под контролем Соловецкого монастыря оказалась колоссальная территория. Государь Иван Васильевич отдал суд и управление всеми делами в ней Филиппу с братией. Местные власти — как светские, так и духовные, подчинявшиеся архиепископу Новгородскому, — утратили право вмешиваться в управление землями, пожалованными обители. Более того, насельники монастырских владений не платили в пользу великого государя большинство податей и не отрабатывали повинностей. Лишь в исключительных случаях, вроде душегубства или «разбоя с поличным», местные чиновники могли судить местных жителей, имели право требовать отчета от иноческой общины и ее игумена. В остальном же судопроизводство возлагалось на Филиппа и соловецких старцев.
Вот цитата из жалованной грамоты Ивана IV, показывающая, сколь много власти получила обитель от государя: «А наши наместницы ноугоротцкие и двинские, и иных городов наместники, и волостели выгоозерские, и наши тиуны, и иных волостей волостели и их тиуны Соловетцкого монастыря игумена и старцов, и слуг, и крестьян, и дворников по городом, в которых городех их дворы, и в волостех на приезд, не судят ни в чем, опричь душегубства и розбоя с поличным, и приставов своих на них не дают и не всылают к ним ни по что… А кому будет чего искати на игумене з братьею, ино их сужю яз, царь и государь и великий князь, или наши казначеи (иными словами, местные власти даже не смеют принять иск, выдвинутый против монастыря, — его следует направить в Москву. —
Таким образом, Филипп, отыскивая в земельных пожалованиях средства для большого строительства и обеспечения общины, оказался в роли, аналогичной той, что исполняют нынешние губернаторы. И земли, ему подчинявшиеся, по размеру своему равнялись небольшой области современной России.
Это была огромная власть и огромная ответственность. Иной западный герцог или русский князь и мечтать не мог о столь больших владениях! А тут они достались монастырю и его настоятелю.
Впрочем, Филипп, которого с детства готовили не только к войне, но и к делам правления, по роду своему, по прежнему своему предназначению определенно подходил для этой роли.
И он правил жесткой рукой. Краю, оказавшемуся у него в подчинении, Филипп желал блага, хотел дать ему порядок и доброе устроение, но не терпел праздности, пьянства, азартных игр.