Митрополит Филипп

Да, при Филиппе Соловецкий монастырь стал жить богаче. У иноков появилась возможность устроить свой быт с относительным комфортом — возможно, с большим, чем того требует монашеская жизнь. Но настоятель не для того выводил обитель из состояния вынужденного нестяжательства, чтобы наполнить кельи богатством. Любой из братии, по его мнению, мог пользоваться таким количеством имущества, какое позволяло ему не отрываться от молитв и служб, от обычного ритма физических и духовных трудов, от монашеского делания. Избыточное накопление вещей у монахов могло привести к тяжким соблазнам. Не следует иноку, оставившему мир ради высокого служения Богу и очищения собственной души, впадать в праздность, как сыр в масле кататься, позволять себе роскошества в одежде. Поэтому Филипп решил ввести «Устав о монастырском платье», регламентировавший, сколько и какой одежды мог иметь соловецкий инок. «Устав» получил силу в 1553 году.

Кстати, из документов, связанных с утверждением «Устава», известно, чем владел сам настоятель.

Вся его одежда перечисляется в нескольких строках. «У Филиппа игумена платия: четыре шубы. Шуба дорожная с сукном песцова, да три бораньих… да одеяло боранье с сукном, да телогрея песцова ветчана с платом, да телогрея белая, да каптур[48] белый с сукном, да каптур суконной. Да свои сапоги, да полуголянки… да 4 свитки, да две сермяги, да ряски, монатья да клобук, да монатейка середняя, да малая, да трои рукавицы, да двои ногавицы, да медведно санное, да медведенко малое»[49]. У игумена был только необходимый скарб, в соответствии с новоучрежденным «Уставом», особенно если учесть, в каких условиях жили (да и живут) солов-чане — им приходится не снимать теплые вещи по девять-десять месяцев в году, и одежда быстро снашивается. У настоятеля было не больше имущества, чем у некоторых старцев обители, и чуть больше, чем у основной массы иноков. Между тем Филипп оказался в роли почти самодержавного правителя обширной области на Русском Севере. Он мог бы позволить себе многое.

Но не считал необходимым.

В нем жил все тот же пустынник и аскет, когда-то обходившийся камнем вместо подушки и пасшим овец за прокорм у онежского крестьянина. Корыстолюбие не коснулось Филиппа. Он умел добыть своей обители неисчислимые богатства, однако сам обходился малым.

Современный историк И. А. Лобакова увидела за строками «Устава» те качества характера Филиппа, которые выступают и в его грамотах, и в Житии: терпимость, искреннюю заботу о людях, любовь к ним, готовность войти в положение других. Не случайно в тексте так часто повторяются слова «Кому будет пригоже», «за нужу», «по разсуждению».

Всматриваясь в жизнь святого Филиппа, скоро чувствуешь растущее удивление. Разве могла произойти с человеком, достигшим возраста зрелости, столь разительная, столь невероятная перемена? Порой кажется, что Филипп в игуменах соловецких — совсем другой человек, нежели смиренный инок, полный радостей пустынничества; что тот куда-то исчез, растворился, и его заменила личность деятельная, волевая, энергичная и разворотливая. Тихий, гордость в себе убивший монашек обращается в настоятеля с железным характером, правителя большой области, администратора, которому до всего есть дело[50].

К объяснению, которое автор этой книги тщится дать изумительному перелому в жизни святого, следует относиться с осторожностью. Это лишь догадки, предположения, тем более высказанные человеком, никогда не знавшим ни звания монашествующего, ни глубоко воцерковленной духовной жизни.

Нет выше загадки, чем преображение людских душ, поворот от одного образа мыслей и действий к другому. Но тайна души святого — глубже, чем у кого бы то ни было, и еще труднее проникнуть в нее. Поэтому сказанное ниже не должно оцениваться как результат личного опыта или как твердое знание, ибо это всего лишь мнение.

Святость можно воспринимать в качестве средства, с помощью которого Бог разговаривает с людьми. Жизнь всякого человека содержит в себе притчу, рассказанную Богом другим людям, или даже несколько притч, следующих одна за другой. Но судьба святого — на виду. Он есть свет на горе, к которому люди поднимают взгляды. А значит, сказанное через святого видно и понятно многим — тем, кто даст себе труд всмотреться в его жизнь, вдуматься в значение его слов и поступков. Без сомнения, понимание это редко обладает полной ясностью — Промысел Божий не может быть для людского разумения прозрачным подобно стеклу. Лишь великие подвижники, вероятно, осознают все пласты смысла, вложенного Высшим Судией в притчи-судьбы. Но самое общее значение доступно любому, кто обладает верой и любовью, ведь дается оно ради научения тому, как спасать душу.

Что же есть притча, содержащаяся в соловецком периоде жизни святого Филиппа?