Преподобный Нил Сорский проповедовал скитское жительство монахов. Он призывал к аскетизму, к неустанному молитвенному труду, очищению от «страстей» и мистическому сосредоточению. К «стяжательству», то есть приписыванию к монастырям сел с крестьянами, он относился негативно, а обширную хозяйственную деятельность больших монастырей не любил. Он не противопоставлял одну форму организации монашества другой, просто настаивал на том, что должны быть скитские «островки» высокого иночества, глубоко погруженного в духовную жизнь. Одного лишь общинного жития, с его бесконечными экономическими заботами, для этого недостаточно: оно рассеивает концентрацию на духовном, рождает «страсти», отвлекает от главного в иноческом делании. Кроме того, он считал полезным для монахов весьма значительное материальное самоограничение. Идеал «нестяжания», сформулированный Нилом Сорским, вошел в сердца многих продолжателей его дела; на Руси духовный авторитет сорского подвижника удостоился высокого почитания — как при жизни, так и после смерти.
Старец Артемий также прилежал душой к скитам, к пустынножительству, а в отношении монастырских земель высказывался в духе радикального нестяжательства. Он слыл большим книжником, пылал жаждой миссионерства и мечтал о диспутах с книжниками других вер. Полгода Артемий игуменствовал в Троице-Сергиевой обители, затем оставил этот пост по причинам, прямо противоположным тому, отчего ушел из настоятелей Филипп. Для богатого монастыря, ищущего новых земельных приращений, Артемий был слишком нестяжателен. Но у него оставалось много учеников и еще того более поклонников из интеллектуальной среды. И ученики Артемия шли гораздо дальше своего наставника. Он сам был несколько вольнодумен, снисходительно относился к ересям, видя в них ребяческое невежество, однако с учением Церкви в противоречия не входил; разве что сомневался в уместности почитания святых мощей. Зато среди его последователей оказались еретики самого отчаянного пошиба, и в их числе знаменитый Феодосий Косой.
«Делом» Артемия занялся церковный собор. Старец, видимо, претерпел клевету от враждебных ему стяжателей-иосифлян — сторонников церковной традиции, основанной в России преподобным Иосифом Волоцким. Их идеалом иноческой жизни являлся крупный киновиальный монастырь, соединявший за одним трапезным столом многих иноков, из которых никто не имел права на личное имущество; однако сам монастырь мог быть весьма богат. Большие земельные владения, в том числе села с крестьянами, обеспечивали экономическую самостоятельность Церкви, ее независимость от государства. Эта линия сама по себе ничего дурного не содержит, напротив, для Церкви она во многом была и остается спасительной. Но порой и в благом деле находятся люди корыстные, лукавые, недобрые… Артемия, чьи речи шли вразрез с этой традицией, обвинили в еретичестве. Источники середины XVI века показывают, что основания под названным обвинением шатки. Потому и участники собора в этом случае не проявили единодушия: звучали высказывания за оправдание старца[51]. Но всё же в начале 1554 года по соборному решению Артемия лишили сана и отправили на «вечное заточение» в Соловецкий монастырь, где его предписывалось содержать «с великою крепостию и множайшим хранением». Очевидно, главную роль сыграла раздражавшая многих его активная проповедь нестяжательства. Филиппу же велели вести со ссыльным поучительные беседы ради его вразумления.
Неизвестно, что произошло в ближайшие месяцы после осуждения старца. Но в том же году (самое позднее — в 1555-м) он бежал из обители, чтобы поселиться в Литве. Там, на территории иного государства, его взгляды сильно изменились. Оставаясь верным православию, Артемий стал гораздо жестче относиться к ересям, вел открытую полемику с протестантами и сожалел, что прежде прощал еретикам слишком многое.
Как можно было совершить побег с Соловков?
Рассуждая теоретически, ловкий человек был способен уйти из-под присмотра братии, украсть съестные припасы, лодку и весла, в одиночку грести 60 верст до ближайшей земли (район Кеми), а оттуда пешком выбираться в Литву по диким, слабо заселенным землям северной Новгородчины. Какой-то шанс — пусть ничтожный — был. Догреб же преподобный Савватий Соловецкий один-одинешенек до Большой земли, чтобы там принять Святое причастие перед кончиной!