Митрополит Филипп

Практически же всё это — пустая болтовня! На деле это невозможно, будь даже старец Артемий могучим гребцом, к тому же способным на протяжении многих дней питаться каким-нибудь украденным пирогом. Пусть даже он не боялся длинного пути по западному побережью Белого моря и обманул бдительность соловецких монахов (наверное, это было не слишком трудно — у них и без того хватало забот, чтобы не следить за каждым шагом узника). Но как он ориентировался в море? Преподобный Савватий хотя и отправился в последнее путешествие, стоя одной ногой в могиле, а все-таки прожил на Соловках долгие годы, знал, куда и как направить лодку. Старец Артемий подобную выучку не проходил, так откуда у него штурманские, а заодно и лоцманские навыки? Выходит, он стащил морскую карту в дополнение к лодке и пирогу, а также подробно расспросил соловецких мореходов, каким маршрутом ему лучше бежать. Еще один вопрос — почему его не догнали? Бежать старец мог, лишь когда море было спокойно, иначе разнесло бы его лодчонку о прибрежные камни или перевернуло волнами. А по безветренной погоде его видели бы с берега на протяжении нескольких часов. Лодка с гребцами, а тем более судно, оснащенное парусом, не оставили бы Артемию ни малейшего шанса скрыться.

Предположим, он спрятался на борту крупного судна, уходившего с Соловков по направлению к Онеге или устью Двины. В таком случае ему требовалось незаметно попасть на корабль, пролежать без движения несколько дней, не имея питья и пищи, да еще спрятавшись от глаз команды под какой-нибудь ветошью, а потом столь же незаметно скрыться в порту при разгрузке. Учитывая относительно небольшие размеры русских судов на Беломорье (спрятаться там негде) и дальность плавания (до Онеги 200 верст, а до двинского устья в полтора раза дальше), подобная гипотеза не выдерживает никакой критики.

Допустим, ссыльный старец уговорил помочь кого-то из людей пришлых: купца, прибывшего с грузом хлеба с материка, или богомольца. Ведь в середине XVI столетия на Соловках постоянно оказывались люди, никак не связанные с постоянным населением архипелага. Могло ли такое быть? Крайне маловероятно. Ведь в ту пору все, кто как-то был связан с монастырем, знали друг друга, каждый человек был на виду. Не требовалось особого расследования, чтобы вычислить виновного в побеге, хватило бы внимательного отношения к «гостям» Соловков. С точки зрения государства и Церкви, подобный добровольный помощник Артемия мог рассматриваться как опасный преступник. И если монастырская община была против побега, значит, сообщнику грозило тяжелейшее наказание. Иноки моментально определили бы его и сообщили властям — например холмогорскому воеводе. Не говоря уже о разрыве хозяйственных связей с монастырем и приобретении дурной репутации нелояльного человека, которая может сохраниться на всю жизнь, да еще пойдет и в род, и в колено…

Остается предположить, что помощь беглецу оказала сама соловецкая братия. Как видно, старца Артемия перевезли на материк, снабдили провизией да еще, вероятно, дали ему проводника. Без благословения Филиппа такой «побег» был немыслим. Выходит, соловецкий настоятель имел серьезные причины дать свободу узнику, которого должен был беречь как зеницу ока. Такова, по мнению автора этих строк, наиболее вероятная версия.

Советский историк А. А. Зимин пишет: «Возможно… побегу содействовал игумен Соловецкого монастыря Филипп Колычев, близкий к нестяжательскому окружению Сильвестра»^{13}. Фактов, доказывающих близость соловецкого настоятеля к «окружению Сильвестра», нет. Это лишь предположение.

Да и крайне сомнительно нестяжательство Филиппа. Вопрос, был ли Филипп стяжателем-иосифлянином или все-таки нестяжателем, сложный, и прямого ответа на него нет — так же как не было в Московском царстве твердого деления на стяжателей и нестяжателей.