Вторым знаменитым соловецким узником Филипповых времен мог быть священник Сильвестр — видный деятель Избранной рады[52]
. Сильвестра знала вся страна. Эта фигура стояла на политическом и культурном небосклоне России намного выше, чем старец Артемий. Одно время он играл роль ближайшего наставника при государе. С его именем связывается появление знаменитого «Домостроя», Жития святой равноапостольной княгини Ольги и крупного исторического сочинения — «Степенной книги». До конца 1550-х годов Иван IV благоволил к Сильвестру, но затем тот угодил в опалу, да и Избранная рада распалась. Князь Курбский, перешедший впоследствии к литовцам, через много лет после заката Избранной рады напишет о судьбе Сильвестра странное известие, по сию пору ставящее историков в тупик. По словам князя, Иван Грозный отправил Сильвестра в Соловецкий монастырь: «…Заточен бывает от него Селивестр-пресвитер, исповедник его, аже на острове, яже на Студеном море, в монастырь Соловецкий, край корельска языка, в лопи дикой лежаш».Ни малейших следов пребывания Сильвестра на Белом море нет. Последние годы жизни он, однозначно, провел в Кирилло-Белозерском монастыре, куда попала и его библиотека. Сам царь пришел в недоумение от обвинений Курбского. Он никогда не испытывал смущения, отправляя кого-то на казнь или в изгнание, но о прежнем своем фаворите, не пытаясь оправдываться, говорит, что отпустил священника из Москвы безо всякого ущерба, по его собственной воле. Иными словами, никакого изгнания и тем более насильственной отправки в отдаленную обитель не произошло. Почувствовав охлаждение со стороны государя, Сильвестр, видимо, сам почел за благо удалиться от дел.
Объяснить это противоречие можно двумя способами. Скорее всего, Курбский ошибся, запамятовал, по прошествии многих лет, обстоятельства судьбы Сильвестра. Подобные несообразности встречаются в письмах князя к Ивану Грозному, а в принадлежащей его перу «Истории о великом князе Московском» их просто пруд пруди. В ином случае можно предположить, что в судьбе опального священника соприкосновение с Соловецкими островами все же произошло, но имело характер незначительного эпизода. Лишившись власти и влияния на царя, он, вероятно, подыскивал наилучшее место, где мог бы скоротать век. Посмотрел Соловки, пожил там какое-то время, но в конечном итоге остановил выбор на Кирилло-Белозерской обители. В любом случае пересечение судеб двух великих людей Московской державы не высекло исторической искры. Каждый из них оказался на периферии биографии другого. Рассуждения о каком-то их взаимном влиянии или даже союзничестве не могут приниматься всерьез — для этого просто нет сколько-нибудь значительной информации.
Наступило время поговорить о том, как выглядел Филипп. Прежде в этом не было ни малейшего смысла: нет даже самой ничтожной информации о том, каков был облик святителя в детстве и молодости. Источники, из которых можно почерпнуть сведения о его внешнем виде, вообще крайне скудны.
Это в первую очередь иконы древнего письма. Иконописный жанр средневековой живописи отличается очень высокой степенью условности. Искать в старинных образах «портретное» сходство с оригиналом — дело бессмысленное. Но можно все-таки ожидать самой общей передачи подлинных черт лица, в особенности если канонизацию отделяет от смерти незначительный хронологический промежуток. В отношении Филиппа есть смысл надеяться хотя бы на минимальное отражение его действительного облика.
До наших дней дошло несколько древних икон с изображением Филиппа, относящихся к концу XVI и XVII веку. Из них более всего интересны две: Богоматерь Боголюбская с избранными святыми работы Истомы Савина, а также образ самого Филиппа, написанный знаменитым Симоном Ушаковым. Первая икона создавалась в конце XVI — начале XVII столетия, вторая же датируется весной 1653 года. Историк византийской и древнерусской живописи В. Г. Пуцко передает суть обоих изображений в нескольких точных и экспрессивных фразах. О Богоматери Боголюбской: «Фигура святителя, облаченного в крестчатый саккос[53]
, плавно изогнута в поклоне, руки молитвенно простерты. Худощавое лицо с тонкими чертами обрамлено короткой темно-русой окладистой бородой. На голове — архиерейская шапка с меховой опушью, украшенная камнями или крупным жемчугом». Об иконе письма Симона Ушакова: «Изображение святителя Филиппа здесь отличается индивидуальной портретной характеристикой, выделяющей этот образ среди аналогичных икон второй половины XVII в. Выразительно лицо человека, еще не достигшего преклонного возраста, твердого и решительного»{15}. Остается добавить, что и во втором случае у святого короткая и окладистая борода. И действительно, ранние иконные изображения святителя Филиппа нередко передают суровое выражение его лица, решительно сдвинутые брови. Такое лицо могло быть у человека с очень твердым характером.