Митрополит Филипп

«…Да спаси Бог вам на рыбе, прислали естя ко мне дватцать рыб просольных, да девять свежих непоротых, а рыба просольная и свежая мелка, и середней мало, да двенатцать вялых, да полбочки сельдей, да прудовых сельдей кадочка ведра на полтора. На сем вам не спаси Бог, навели естя на меня скорбь великую. Яз вам приказывал с игуменом с Паисеею и с старцы, и грамоты посылал, чтоб ко мне не присылали ничего поминков, ни рыбы, и вы меня не слушаете, навели естя на меня скорбь великую на Москве и в монастыре… и не постави вам Господи в грех того», — конечно, гнев Филиппа притворный. Он велел монахам не утруждать себя, не возить ему никаких гостинцев, не дарить ничего. Располагая всеми богатствами митрополичьей казны, Филипп ни в чем не нуждался, особенно если учесть, что он привык к скудости монашеского житья на выселках державы. Но ему было очень приятно, что соловецкая братия не забыла его, всё пыталась доставить в Москву «поминки». Вот и выходит — то «спаси Бог», то «не спаси Бог». Наверное, когда Филипп составлял это письмо, перед ним лежала грамота из монастыря. И там говорилось нечто наподобие: «Челом бьем тебе, владыка рыбою. Послали тебе того-то столько-то, а того-то столько-то, не обессудь, мелочи много, а середней мало, что поймали рыбаки, то и поймали. Поминай нас в своих молитвах»… И он, приученный учитывать каждую полушку в хозяйстве обители, слово в слово повторяет братии ее письмо, удостоверяя мимоходом: вот что ко мне от вас дошло, верно ли?

«…Да послал есми к вам с Махилевым с Степанком два блюда серебряных великих… а стали мне близко тритцати Рублев, да ладанницу серебряну ж велику, да чару велику с рукоятьми медяну лужену, вода святить, и вы б ко мне то отписали: довезл ли вас те сосуды, или не довезл, и вы б у него взяли, а ко мне бы естя о том известно учинили», — и тут митрополит по привычке, зная, как из потерянных мелких денег вырастают великие расходы, просит подтвердить, дошел ли его подарок до Соловков. Доверяет посланцам, но все-таки проверяет — от греха подальше. Мысли у него не о том, мысли его — с царем и его грехами; но рука привычно выводит: «А ко мне бы естя о том известно учинили…»

«…Да послал есми к вам денег десять рублев с слугою с Селюгою на пруд что за дворцом, и вы б его вычистили наготово, ино пруд будет великой, похвальной, а покинута его ино от Бога будет грех, а от людей сором, а жаль прежних трудов и убытков, а уже готов, и плотина сделана, только вычистить… А делати приказал старцу Мисаилу, да слуге Селю-ге, те вам его сделают наготово. И монастырю будет похвала, а рыбу станете сажати, ино рыба держитца, и приплоду в нем чаяти». Из того «пруда» вышло великолепное Святое озеро, отрада паломников, прибывающих на Соловки. Филипп, не о красоте и благолепии заботясь, а о хозяйстве, налаженном его трудами, хочет каждую затею, начатую в годы его соловецкого игуменства, довести до конца.

«…Да как поехал я к Москве, ино у меня осталось в монастыре три трубы верченых, да столб… а вести было их в Заяцкие воды… И вы б Бога ради то сделали. А приказал есми сделати Селюги ж, и как Бог помилует, сделает. И вы б его Бога ради и нас ради пожаловали, и нам бы естя о том известно учинили, как ваша любовь к нам, а не пожалуете не станете делати, игумен Паисея и братья, и яз приказал Мисаилу и Селюге людей наймовати и хлебом кормити своим. А не пожалуете и не дадите и так делати, и вы б ко мне известно ж учинили». Упомянутые «Заяцкие воды» — малые острова архипелага, где надо довершить мелкие строительные работы в монастырской гавани. Сколько времени прошло, а Филипп всё помнит: и тут гвоздик вбить, и там столбик поставить… Он — митрополит, высшая духовная власть в стране — мог бы приказать, но знает: там, в полуночных краях, среди волн морских, как братия решит, так и будет. Хоть три раза прикажи, а дело не сделается. И Филипп говорит с соловецкими монахами пусть и со строжинкой, а всё же ласково, обращая к ним душевную просьбу. Не суровостью берет, добротой.

«…Да что Герасим издержал денег на проезд до Москвы, едучи с рыбою, и яз ему и те деньги дал, тритцать алтын без трех, а на Москве ели и пили у меня, и до проезду». Филипп не хочет нанести даже самый маленький ущерб обители. Знает: на Соловках лишнему взяться неоткуда.